Записки об Анне Ахматовой. 1938-1941
Шрифт:
Я знала казанский адрес Самуила Яковлевича [268] и утром, взяв детей, отправилась искать его. Нашла, но дома его не оказалось. Оставила ему записку. Вечером он пришел к нам в Дом печати, сказал, что в эшелоне, отправляемом в Среднюю Азию, ему, Маршаку, предоставляют для писателей два вагона и что он постарается взять нас.
На другой день нас навестил A. М. Квитко и на мой вопрос, возьмут ли нас в эшелон, ответил:
– Если будет мало мест, я с семьей останусь, а вы поедете. Внуки Чуковского должны к нему приехать104.
268
Маршака.
К
Посадка была трудная. Часа четыре мы сидели в полной тьме на платформе, на своих вещах, ожидая состава, который могли подать каждую минуту. Анна Андреевна все время молчала – тяжело молчала, как в тюремной очереди. Нас часто навещал Самуил Яковлевич. Видя нашу слабосильную команду, он предложил, что внесет в вагон Женю. Ида должна была внести вещи, а я – помочь Люшеньке и Анне Андреевне. Ожидая поезда, Самуил Яковлевич ходил с Женей на руках по платформе. Я спросила Женю:
– Ты знаешь, кто это? Это – Маршак… «Пожар», «Почта»… Ведь ты помнишь эти книги?
– Что ты, Лида, с ума сошла? – ответил мне очень отчетливо Женя. И прокартавил: – Магшак давно умег!
Когда подали наконец состав, первая вошла Ида с вещами. Потом я, держа за руку Люшу. Ида ее схватила, а я помогла войти Анне Андреевне. Потом С. Я. подал мне Женю и побежал к своему вагону (мы едем в разных).
Наш вагон переполнен.
Трясет, писать трудно.
Я прочла Анне Андреевне привезенные ею письма моих ленинградцев. Читала, плача. Анна Андреевна молчала. Обе мы глядели назад, туда, в наш родной город [269] .
269
Письмо А. И. Любарской мною утрачено. Письмо Т. Г. Габбе, привезенное мне Анной Андреевной, в виде исключения ввожу в текст: тут и осажденный Ленинград, и тюрьмы, и завещание на будущее.
«26. IX [41 г.]
Дорогая Лидочка, сейчас я узнала, что Анна Андреевна едет в Чистополь.
Мне очень трудно писать, и уже давно я никому не пишу ни одной строки. Но сейчас мне захотелось послать Вам хоть несколько строк.
Может быть, мой друг, мы больше не увидимся с Вами. Спасибо Вам за долгие годы дружбы. Спасибо за то, что сейчас я живу среди хороших, дорогих и высоких воспоминаний.
Не думайте, что мне сейчас очень плохо. Я не позволяю себе думать о себе, и поэтому мне не только не плохо, а даже часто хорошо.
Вот только письма нельзя писать – очень уж больно.
Друг мой, самое большое горе моих дней – это Иосиф. Я сейчас ничего не могу сделать для него и так боюсь предоставить его своей судьбе.
Вот о чем я хочу просить Вас: если мне не доведется найти и позаботиться о нем, попробуйте – может быть, Вам удастся это. Хоть не теперь, а позже, когда это станет возможным.
На всякий случай – вот необходимые сведения для наведения справки. Год рождения – 1901. Место рождения – местечко Маяты. Место работы (последней) – Архитектурная мастерская КЭУ (квартирно-зксплуатационного управления Красной Армии). Последний день работы – 22 мая 1941. Находился он в Лефортове. Там у меня приняли вещи и деньги. Деньги, посланные мною из Ленинграда в июле, очевидно, дошли (ко мне они не возвратились). Деньги, отправленные мною 4 августа, вернулись 4-го сентября с пометкой на переводе: «возвращаются, как не относящемуся к данному адресу». А посылала я на почтовый ящик 686 в Главный почтамт, как мне указали на Кузнецком, в приемной.
Пометка, как Вы сами видите, не слишком вразумительна.
В прокуратуре мне сказали, что дело его находится в III-ем управлении НКО.
Заявления и запросы,
Кажется, это все, что может быть нужно для справки.
Дорогая Лидочка, я надеюсь, что у Вас хватит сил, чтобы еще долго жить, я надеюсь, что Люшка вырастет большая и когда-нибудь люди будут знать, как жили мы.
Если сможете и захотите писать, напишите мне о себе. О здоровье, о том, устроилась ли работа, о том, как живете Вы каждый день – Вы и дочка.
Мне будет большой радостью узнать о Вас что-ни-будь прямо, а не из чужих писем.
Я и сама попробую ответить, хоть это мне труднее всего.
Целую Вас крепко.
Будьте счастливы.
Туся» 105.
30 октября 41. На одной станции, где поезд стоял долго, к нам пришли Маршак и Квитко. Предложили переселить Анну Андреевну к ним в вагон – там и теплее, и мягче, и просторней [270] .
270
В международный, – где ехали в Адма-Ату с семьями С. Маршак, М. Ильин, Кукрыниксы, Л. Квитко, а также Лина Штерн. Когда они прибыли в Алма-Ату, Анна Андреевна вернулась к нам.
– Капитан!? – жалобно спросила меня Анна Андреевна.
– Ну, конечно!
И я выскочила их проводить.
Теперь хожу туда раза два в день. Иногда, если поезд стоит долго и перебегать безопасно, беру с собой Люшу или Женю – погреться.
Она упорно называет меня «мой капитан» [271] .
Ношу Анне Андреевне еду.
Перечитывает «Alice through the Lookingglass» – книжку, которую дал мне в дорогу К. И., чтобы я читала детям [272] .
271
Впоследствии одну из своих ташкентских фотографий А. А., в память нашего путешествия, надписала так: «Моему капитану».
272
«Алиса в Зазеркалье» – продолжение «Алисы в стране чудес», книги, написанной английским писателем Льюисом Кэрроллом (Lewis Carroll, 1832–1898). Одна «Алиса» вышла в Англии в 1865 году, другая – в 1871-м.
– Вы не думаете, – спросила меня Анна Андреевна, – что и мы сейчас в Зазеркалье?
2 ноября 41. Новосибирск. Синенькие вагоны московского метро, заваленные снегом.
На них указала мне зоркая Анна Андреевна.
3 ноября 41. Снова разговор с Анной Андреевной о конце Марины Ивановны. Между прочим, Анна Андреевна сказала мне, что стихотворение Мандельштама «Не веря воскресенья чуду» посвящено Цветаевой.
Потом:
– Осип два раза пробовал и в меня влюбиться, но оба раза это казалось мне таким оскорблением нашей дружбы, что я немедленно прекращала.
5 ноября 41. Эшелон с немцами Поволжья. Ему негде пристать. Теплушки; двери раздвинуты; видны дети, женщины, белье на веревках. Говорят, они уже больше месяца в пути и их никакой город не принимает.
На станциях, на перронах вповалку женщины, дети, узлы. Глаза, глаза… Когда Анна Андреевна глядит на этих детей и женщин, ее лицо становится чем-то похожим на их лица. Крестьянка, беженка… Глядя на них, она замолкает.