Записки об Анне Ахматовой. 1938-1941
Шрифт:
О. Р. трогательно пыталась ее утешать, но напрасно. А я и не пыталась.
Наконец, пришел сам Шток и объявил, что слухи преувеличены: Шильдкрет не бил Эфроса, а только собирался бить и назвал мерзавцем. Так что это самая заурядная писательская грызня.
NN сразу повеселела, даже перекрестилась. О. Р. дала ей чаю, я – мандарин. Я расспрашивала, как ее принимали в госпитале, куда она «по наряду» ездила читать вчера.
– «Сестра объявила: поэтесса Ашматова… Бойцы слушали очень дисциплинированно – хлопали… Я читала «Я с тобой не стану пить вино»… В книге отзывов записано, что я понравилась больше всех» [355] .
355
«Я с тобой не буду пить вино» – БВ, Четки.
Совсем повеселев, NN упомянула о своем стихотворении «Согражданам» и прочла его нам [356] .
Читая,
18/1 42 Вчера был грандиозный вечер в пользу эвакуированных детей.
Я пошла. Впервые пошла, хотя выступала NN. (Я видела ее на эстраде один раз в жизни: в Петербурге, в Доме Литераторов, на Бассейной, в годовщину смерти Блока. С тех пор сознательно не ходила: ни в Союз в Ленинграде, ни здесь. Я знала, что будет стыдно за публику [357] .)
356
«Согражданам», то есть «Петроград, 1919» – см. ББП, с. 149, а также «Записки», т. 3, с. 153.
357
О вечере в Доме Литераторов см. с. 15.
Это был полный провал. Всех встречали бурно, провожали с треском, а ее и встретили вяло и проводили почти молча. Она прочла «Воронеж» и «Веет ветер лебединый». Я не глядела на нее. Читала она напряженным голосом, чтобы ее слышали – но все равно было неслышно – и торопливо, как школьница, чувствуя неуспех, чтобы поскорее кончить.
Дело тут не только в малой интеллигентности публики, но и в общей благотворительно-эстрадно-кабаретной настроенности ее. Недаром наибольший успех имела Русланова [358] .
358
Лидия Андреевна Русланова (1900–1973), певица, знаменитая исполнительница русских народных песен.
«Воронеж» – № 42; «Веет ветер лебединый» – БВ, Anno Domini.
Сегодня я зашла к ней вечером, с Люшенькой. Не застала, сидела у О. Р. Оказывается, О. Р. уезжает – это плохо и само по себе, и для А. А., которой О. Р. прекрасно помогала в быту. Потом NN вернулась. Мы с Люшей зашли на минуточку. Холодно. Хазин топит печь. NN усталая, недовольная и, видимо, все же уязвленная вчерашним неуспехом. Со мной говорила еле-еле. – «Слушала сегодня перевод «Германии», сделанный Левиком. Отличный перевод. Правда, я сильно опоздала и пришла только к 18-ой главе» [359] .
359
«Германия. Зимняя сказка» – поэма Генриха Гейне, которую перевел Вильгельм Левик. Перевод неоднократно издавался.
Она была суха и явно тяготилась нами. Я поспешила удалиться.
20/1 42 Вчера вечером Л. Л. сообщила мне ленинградские новости со слов только что прибывшего ленинградца, который ехал всего семнадцать дней! Я предложила Лиде немедленно отправиться со мною к NN [360] .
Пришли – в комнате жарко натоплено. NN стройно сидит на кровати, красивая, причесанная, и беседует со Слетовым. – «Как я ждала вас сегодня», – встретила она меня. Слетов скоро ушел, Лиду я проводила к Штокам и там на минуту присела. Сейчас же за мной пришла NN – «Идемте, Вы мне очень нужны». Я испугалась, что случилось что-то – а оказалось: радость – NN всю ночь писала, добавляла куски к поэме и хочет мне показать. Светлая, возбужденная, радостная, – я была счастлива видеть ее такой. – «Ночью два раза было землетрясение. Но оно не мешало мне. Я писала всю ночь».
360
Лида – Лидия Львовна Жукова (1905–1985). О ней см. примеч. на с. 547–548.
Она прочла мне три новых куска: о предчувствии войны (после описания СПБ), в конце «Решки» и в конце вступления. Конец вступления я отвергла, так как там ничего больше не надо, а остальное – прелесть. Кроме того, она прочла еще кусочек – о Каме и нашем с ней путешествии («Quo vadis» – сумасшедший Урал) – мне неясно, куда она прочит его. Он в тоне «Решки», но туда не входит… [361] Там я корыстно обрадовалась: она пишет о зазеркалъе, а это мое слово. В пути я читала Люше вслух «Алису в Зазеркалье» и потом, в Ташкенте уже, говорила NN,
361
Строфа о Каме, о сумасшедшем Урале вошла в «Эпилог», то есть в третью часть «Поэмы без героя» – ББП, с. 377.
Пишет она все-таки не в моей тетради, а в другой – и вообще, по-видимому, ни за что не хочет сделать того, о чем я ее прошу.
– «А вчера снова был Абрам и снова слушал поэму. Попросил. Я так ясно понимаю, зачем это ему нужно. Тихонов в высшем свете наговорил про поэму, и Абрам хочет иметь свое особое мнение. В первый раз он не разобрался. Теперь он высказывался очень уверенно: «надо бы повернуть так… сделать этак… жаль, что вы для того времени не нашли ничего, кроме иронии… Да, да, я помню Ольгу Афанасьевну… (А надо вам сказать, что он помнит ее уже в 1924 году, когда она уже была тенью своей, увядшая блондинка). Но я ничего другого от Абрама и не ждала. Его мнение вполне совпадает с мнением Шервинского, Липскерова и других эстетов [362] . Я – лошадь, на которую они все ставили, в противовес Хлебникову Маяковскому, Цветаевой и другим. Я – чистота, прозрачность, кларизм и пр. И вдруг лошадка забрыкалась и пошла не туда. Естественно, поставившие недовольны».
362
Об С. В. Шервинском см. «Записки», т. 2, «За сценой»: 2.
Потом пришли О. Р. и Лидия Львовна. Они трещали без умолку, и NN много смеялась, даже падая на постель. Ушли мы поздно.
22/1 42 Застала ее у Штоков. Она позвала к себе. Легла. В комнате холодновато (саксаула нет), у нее – 37,2, с обедами что-то разладилось – и она, которая никогда не жалуется, говорит о «зверином быте».
– «Как я рада, что вы пришли. Я вас весь день ждала… Я написала патриотические стихи».
И прочла «славное дело» [363] .
363
«Славно начато славное дело» – БВ, Седьмая книга.
– «Тут в доме все говорят, что не хватает еще четырех строк. Как по-вашему?»
– Безусловно.
«Стало быть, воронья слободка права… У меня и были еще четыре строки, но такие плоские, что я их выкинула… Я написала это утром в постели».
Затем прочла «Первый артиллерийский» – уже гораздо больше, чем было, вместо «освобожденные» – о ливнях, конец есть, «ребенку моему» – только двух строк в промежутке не хватает [364] ).
– «Я старица-пророчица. Помните, я вам говорила, что Эфрос, Липскеров, Шервинский и другие эстеты противопоставляли меня Пастернаку, Мандельштаму и считают, что теперь, изменив кларизму, я сбилась с пути? Так вот, Эфрос тут говорил Цявловскому, что поэма моя связана с Пастернаком! Видите, как точно я их знаю».
364
«Первый дальнобойный в Ленинграде» – № 54.
Я посмеялась вместе с ней этой глупости.
Ушла, дав ей кальцекс, добытый у соседей. Она подарила мне эту тетрадь.
23/1 Утром ходила заказывать для нее продукты, ведро, а вечером, раздобыв сахар и хлеб, пошла к ней с Лидой [Жуковой] [365] , которая ей в прошлый раз понравилась. NN лежала – жалуется на сердце. Сама предложила читать стихи и устроила нам настоящий пир («Капитан, диктуйте, что читать!») – прочла обе поэмы, клин, три стихотворения, Париж, Лондон, Ленинград, Подвал памяти… [366] Лида экзамен выдержала. NN и ей изложила свою теорию о том, что не нравится 1) эстетам, почему-то обидевшимся за эпоху 2) гражданам, не прошедшим поэтического ликбеза (так ей сказал Радзинский, который, слушая, плакал) – а нравится остальным. Видно, поэма и ее слушатели страстно занимают ее.
365
Здесь и далее в квадратных скобках приведены пояснения, вписанные Л. К., когда она в 60-е – 90-е годы перечитывала свои ташкентские тетради.
366
Этот список расшифровывается так: обе поэмы – это «Путем всея земли» – № 20 и «Поэма без героя»; стихотворения – «Всё это разгадаешь ты один…» – № 18, «Когда погребают эпоху» – № 46, «Лондонцам» – № 51 и, вероятно, «Ленинград в марте 1941 года» – БВ, Тростник. «Подвал памяти» – № 24.