Записки переводчицы, или Петербургская фантазия
Шрифт:
Я обмерла от такой наглости — и это говорит мужчина?
— За оскорбление он должен ответить! — робко предложила я.
— Щас отве-етит! — отрезала кондукторша с ледяным спокойствием.
Она надвинулась на врага животом, грудью, всем своим мощным телом; мелочь в кожаной сумке звенела, как кольца боевой кольчуги.
— Я за тремя питерцами замужем была — что толку? Этот самый лучший! Ты-то что в браках понимаешь, козел бородатый?
— Правильно! Выбирайте выражения, мужчина, — поддержала дама в очень длинном шарфе. — Как можно так беспардонно намекать на полноту?
— Толстая, худая — какая разница? — закричал гражданин напротив.
— Устроили здесь брачную дискуссию... Горка — доска, залезет — не залезет... Это что, вечер «кому за тридцать»? Нет, это автобус. Держите себя в руках!
— Вот ты, сухопарая, знаешь, что в бабе главное? Мужик! Вы без нас нули.
— А ну, возрази!
Через минуту стекла в автобусе вибрировали от криков. Народ увлекся, а я считала остановки и молилась, чтобы бронзовый идол не бросил руль и не кинулся на помощь к своей половине.
И Бог услышал: мы все-таки доехали! Двери раскрылись, я вывалилась в сугроб напротив родного дома. Задыхаясь, решительно выхватила ригельный ключ как шпагу, и... на снег выпали два квадратика: золотой и зеленый. «Виза» и «Подорожник». Минуту я созерцала их. Ведь все карманы были обшарены! Откуда же, откуда? А потом из глубины измученного сердца вырвался тихий и жалобный звук, похожий на скулеж: «Оуи-и...» Правы были средневековые инквизиторы! Ох, правы! Настоящих ведьм нужно сжигать, чтобы следа от них не осталось, чтобы ни одной капли крови на землю не упало.
— Александровна, ты чего? Совсем плохо, что ли? — Наш электрик в изумлении смотрел на меня. — Чего скулишь? Дай помогу.
Он поднял обе карты, открыл подъезд и придержал железную дверь. Когда загрузились в лифт, Володька не выдержал и спросил, где я была.
— На выставке.
— Там чего, крыши не было? Вся мокрая насквозь — может, вы, как Суворов, через Альпы переходили?
— Да, Володя, именно через Альпы. Можно и так сказать.
И, не слушая больше его дурацких вопросов, я, громыхая палками, выбралась из лифта. Впереди был дом, сладостный дом, как у мышонка Джерри.
Глава 4
Я вбежала в квартиру (наверное, так звери прячутся в родной норе) и прошла в гостиную, оставляя на идеальном паркете цепочку грязных лужиц. Щелкнула кнопками, резко рванула молнию вниз и сбросила пуховик вместе с каменным рюкзаком прямо на тахту. Сама рухнула рядом, глядя в потолок. Родные стены действовали благотворно, и через полчаса я сказала себе, что придумала эту цыганку и во всем виновата врожденная рассеянность и бурное воображение. Минуло еще полчаса, и я почти приняла такое объяснение, хотя где-то глубоко осталась заноза сомнения. Потом посмотрела на лужи около дивана и ужаснулась. «Анна, — строго сказала я себе, — праздник жизни не расцветет в грязи и слезах! Все проходит, и это тоже пройдет».
Выползла в коридор, взялась за швабру и немного успокоилась. Когда вынесла из комнаты пуховик и ботинки, совсем полегчало. Затем наполнила ванну, бросила ароматный шарик и, погружаясь в душистую воду, спросила себя: зачем я так убивалась? Да, произошла накладка, но разве радость моих родных от праздника, который я устрою, не стоит каких-то мелких неприятностей? Я представила себе изумленные глаза, с какими они развернут подарочную бумагу. Счастливые восклицания сольются в хор: «Ой какая прелесть! Где такое делают? Это же раритеты! Произведения искусства! Мама, это же стоит уйму денег! Не нужно было...»
Обновленная, я с прытью нерпы выскользнула из ванны и решила отрепетировать новогоднее шоу. А ноут, в котором притаилась розовая флешка, демонстративно убрала в чехол. Ничего, поспи немножко, не все же нам пахать, праздники никто не отменял.
Я достала свои сокровища и разложила на старинной плюшевой скатерти. Не задумываясь поставила бутылку настоящего киндзмараули, широкий бокал, приготовила янтарный мундштук и папиросы «для особого случая». Я сама их набиваю хорошим табаком, но скрываю от всех нехорошую, тайную страсть. К тому же я почти бросила, однако сегодня имею полное право. Сегодня действительно особенный случай.
Сделала глоток и сразу согрелась. Потом вставила папиросу в мундштук и окинула взглядом стол. Какие чудные вещи! Прежде всего, шкатулка: текстура, форма, лак — само совершенство! А потайные ящички и кованый медный ключик! Я с наслаждением нажимала на пружинки, играя в секреты. Солидная вещь и выглядит в самом деле по-царски. Надеюсь, сын украсит ею свой кабинет... Невестка любит объемные свитера. Я прищурилась, как снайпер, и мысленно приложила браслет и брошь к серой шерсти. Удовлетворенно кивнула: да, смотрится неплохо! Как архитектор, она оценит по достоинству карельскую березу: здесь поработала дизайнером сама природа... Постойте, я что, опять сама с собой говорю? Так нельзя, дорогая! По-моему, мы договорились раз и навсегда: только глупцы сражаются с одиночеством! Умные люди им наслаждаются. Нет-нет, я ни с кем не сражаюсь — это действует прекрасный рубиновый напиток. Ведь я так устала...
Мои размышления прервал длинный звонок, и я вздрогнула: нет ничего хуже незваных гостей. Кого принесло в такое время? Я женщина одинокая и беззащитная — поглубже засунула в карман халата мобильник, укрыла шалью покупки и обреченно пошла в коридор, чувствуя, что все опять пошло не так. Звонили уверенно — на соседей было не похоже. Но пока я дошла, случилось непоправимое: снаружи аккуратно повернули ключ в замке и дверь мягко открылась. На пороге стоял высокий худой паренек.
— Привет, Береста.
— Господи, Пашка! Как же ты меня напугал. — Я в изнеможении оперлась о вешалку.
— Прости, бусечка! Я очень замерз, а ты все не открываешь и не открываешь. Давай считать это сюрпризом! Или ты совсем мне не рада?
— Паша! Когда я тебе была не рада?
Я искренне любовалась внуком: почти взрослый, хоть смешной и несуразный. Из-под шапки поблескивают миндалевидные глаза цвета речной воды — мои глаза.
— Милый, просто я тебя не ждала! Давай обнимемся!
Я улыбнулась и протянула руки, которые прошли сквозь воздух.