Записки прокурора
Шрифт:
— Припоминаю, — ответил майор, когда я рассказал ему о своей просьбе. — К этой самой продавщице ввалились в магазин двое здоровенных подвыпивших мужиков. С автобуса. А она как раз была одна, покупателей никого. Они что-то взяли с прилавка, стали угрожать и требовать водки и что-нибудь закусить.
— Среди бела дня?
— Да.
— Ну-ну, и что же дальше?
— Она недолго думая схватила гирю и запустила в хулиганов. Те бросились бежать. Она за лопату, выскочила из-за прилавка и кинулась вдогонку. Одного-таки свалила. Второго схватили совхозные ребята. Задержанные оказались
Я вспомнил коренастую, крепко сбитую фигуру рощинской продавщицы и подумал о том, что она вполне могла нагнать страху на двух мужиков. Выходит, Парабук не из робкого десятка.
Однако как в таком случае сопоставить её поступок, за который получена благодарность от милиции, с тем, в чем подозревает продавщицу следователь милиции?
Этот вопрос я задал Сергею Сергеевичу в нашу следующую встречу. Бутов и этому дал своё объяснение.
— Вы правильно сказали, Захар Петрович, Парабук не из трусливых. Я тоже поинтересовался той историей. Во-первых, не забывайте, что ей угрожали. Два мужика да ещё во хмелю могли просто стукнуть её хорошенько, а то и прибить совсем. Не растерялась, постояла за себя. Типичная самооборона.
— Не всякий на это решится. Другая бы отдала и деньги, и водку, лишь бы не тронули.
— Верно, Парабук решилась. Баба она, сами видели, здоровая, сильная. Но я ещё раз подчёркиваю — продавщица оборонялась. Я ещё понимаю, прояви она такую гражданскую сознательность, когда угрожали бы другому…
— И все-таки это факт, который характеризует её с определённой стороны.
— Вы хотите сказать, с положительной?
— Разумеется.
Следователь неопределённо пожал плечами.
— Это не укладывается в вашу версию, — сказал я, усмехнувшись.
— Почему же? Для совершения преступления тоже нужна в своём роде смелость. А я не могу отказать в ней Парабук. — Было видно, что Бутов не хотел распространяться на эту тему. — Есть уже результаты ревизии, — перевёл он разговор на другое. — Недостача в магазине приблизительно на ту сумму, которая якобы исчезла из сейфа.
— А именно?
— На одиннадцать рублей больше.
— Японские плавки, — пытался пошутить я.
— Я говорил с некоторыми жителями Рощина. Оказывается, муж Парабук имеет привычку частенько заходить в магазин за спиртным. А бутылки, они плохо поддаются счёту. Вот и накопилось. Подсчитала она: кругленькая сумма получилась. Погашать надо, ревизия на носу. Что делать? Вот и мелькнула мысль: почему бы не воспользоваться случаем? Вспомнила про подмётную записку в клубе, состряпала «угрозу», положила в сейф… Дальше вам известно.
— То, что муж приходил вечером за бутылкой с чёрного хода, объяснить можно. Водку продавать уже не положено, а приятели просят.
— Все замечали, — махнул рукой Бутов.
— Замечать-то замечали. Но в открытую ей тоже нельзя. Значит, и других уважить надо. Подойдите после семи в магазин. Как только не умоляют, чтобы продали водку…
— Видел я такую картину. И не раз, — кивнул следователь. — Как только продавцы выдерживают.
— Не все… Но мы, кажется, отвлеклись. Я
— Участковый инспектор говорит, что мало. Всех знает наперечёт.
— Понятно. Когда думаете заканчивать дело о хищении в магазине?
Бутов помолчал. Улыбнулся.
— Да я хоть завтра. Вы же сами не утвердите обвинительное заключение.
— Не подпишу, — сказал я серьёзно. — И никакой судья не примет в таком виде.
Лейтенант вздохнул.
— Постараюсь, Захар Петрович.
…На несколько дней я совершенно отошёл от рощинского дела. Отвлекали другие, новые заботы. Следователь не беспокоил ни звонками, ни посещениями.
Как-то я заехал по делам в райотдел милиции и, встретив Бутова, поинтересовался делом о хищении в рощинском магазине.
— Не знаю, Захар Петрович, кажется, на той же стадии. Впрочем, появился на примете один работник совхоза. Проверяю. Вот прояснится, доложу.
— Вы будете у себя? — спросил я. Меня заинтересовало это сообщение.
— Буду, — с не очень большой охотой отозвался лейтенант.
— Через полчаса я загляну.
Уточнив с майором вопросы, ради которых я был в милиции, я зашёл в кабинет следователя. Бутов беседовал с какой-то женщиной. Он тут же её отпустил, и мы остались одни.
— У супруга продавщицы, — начал Бутов, — есть приятель не приятель, собутыльник не собутыльник, короче — знакомый. Работает в совхозе слесарем. Кропотин его фамилия. Золотые руки. Кому мясорубку починит, кому чайник запаяет, деталь от мотоцикла выточит. Брался и ключи делать. У него целая связка разных. Остаётся подобрать подходящий. Ну, и подпилить немного, подправить…
— Давно он живёт в Рощине?
— Года три. Одинокий. Точнее, разведённый. Семья у него в другом районе, платит алименты на двоих детей. Ни с кем особенно не сходится.
Бутов замолчал, задумчиво чиркая что-то на листочке бумаги.
— Делает ключи, говорите? Ну и что?
— Был он у Парабуков накануне. В воскресенье. Муж продавщицы вместе с ним печь перекладывал в доме. Управились к вечеру. Как в таких случаях водится, — надо посидеть. А хозяйка задерживается. Раз муж пошёл в магазин. Она говорит, что ждёт инкассатора. Второй раз позвал её. Она заперла магазин и пришла, организовала стол. Парабук говорит, что он сказал Кропотину насчёт инкассатора. Подожди, мол, Аня сдаст деньги и придёт, потому что Кропотин якобы уже хотел уйти. Но Кропотин уверяет, что об инкассаторе и речи не было.
— Вы, значит, говорили с ним?
— Беседовал.
— Ну и какое впечатление?
— Путается или молчит.
— А как супруги считают?
— Продавщица прямо заявила: у неё ни на кого подозрений нет. Говорит, не хочет понапраслину возводить. А муж её дал странную характеристику слесарю: приглашают его, мол, в селе для разных домашних поделок, подносят за труд, а в общем недолюбливают.
— За что?
— Недолюбливают, и все. Деревенским не нравится, что Кропотин сам сторонится людей. Таким образом, что получается: Кропотин умеет подделывать ключи, стеснён из-за алиментов в средствах…