Записки рецидивиста
Шрифт:
Утром всех зеков выстроили на плацу. Лабуня, стоя впереди всех с широко расставленными ногами, сказал:
— Вас сюда свезли строить новый город Навои, и мы его построим. Кто будет отлынивать от работы, будем строго наказывать. Условия у нас пока плохие, жить негде, но в кратчайший срок мы построим жилье. Так что пока устраивайтесь, как можете.
Из колонны крикнули:
— Как с ларьком? Курева совсем нет.
— Сегодня привезем из кишлаков. Отоваривать будем всех по пять рублей в счет зарплаты, а теперь расходитесь, устраивайтесь, — закончил подполковник.
Началась
Построили столовую. Назначили поваров. Шефом стал Сангак, он же стал председателем совета коллектива колонии, самым старшим милиционером из зеков. Не зря я его дубасил на пересылке, да, видно, мало.
Построили стадион. Вечером после работы все обычно ходили играть в футбол. А я шел заниматься со штангой и гирями. В зоне были сварочные аппараты, и я сварил себе небольшую штангу и гири из болванок.
Достроили клуб. Замполит привез музыкальные инструменты, гитары сразу растащили по баракам. Я тоже выбрал себе хорошую семиструнную гитару. По вечерам мы собирались в почти достроенном бараке, садились между нарами, я играл и пел песни.
Наступил день, когда нас повели на работу в рабочую зону строить город. Идти пять километров, да сама рабочая зона не менее трех километров. Первое, с чего мы начали, — со строительства гостиницы. Прорабы были у нас вольнонаемные. Начали рыть котлован. Бетон со свободы возили солдаты из стройбата на новеньких голубых «ЗИЛах». Провели трубы, пошла вода. Обедаем побригадно. Шоферам даем деньги, они привозят водку, вино, анашу.
К некоторым заключенным стали приезжать родственники, жены, в зоне появились свои барыги, торгуют анашой. К одному зеку по кличке Немец каждый день приезжала жена. Перебросит в зону через проволоку сверток с анашой, Немец все распродаст за день, а на другой день он уже бросает жене сверток с деньгами. И так каждый день.
Были в зоне и такие, которые вообще не хотели работать. Подходят ко мне, говорят:
— Дим Димыч, отруби пальцы. Или ступню ноги отруби.
И я им рубил то руку, то ногу. Не задарма, разумеется. А началось все с того, что подошел ко мне один парень и говорит:
— Ты можешь сломать мне руку, мне надо остаться завтра в жилой зоне?
— Почему не сломать хорошему человеку, — ответил я. — Давай сломаю. — Взял его руку и как дал об колено, она только «хрык» и повисла.
Рука у парня распухла до самого локтя и сделалась как спелая узбекская дыня. На бинте я подвесил руку парню на шею, и отправил его в жилую зону в санчасть. Парень рассказал об этом в своем кругу, а зековское радио молниеносно оповестило всю зону. Зековское радио сродни цыганскому. На свободе еще никто не знает, а в зоне все и обо всем уже известно. Вот ко мне, как к специалисту-хирургу, и потянулась зековская братия. Сначала ломал, потом стал рубить, оно и быстрей и не так болезненно для пациента.
Не знаю, как долго я продолжал бы хирургическую практику, если бы не Генка Циркач. Как-то подошел ко мне зек Саня из Ташкента по кличке Лялька и говорит:
— Дим Димыч, сломай руку, не хочу работать.
Генка
— Демьян, если ты еще кому-нибудь что-нибудь сломаешь, мы не товарищи. Ты им ломаешь, а они же тебя потом хаять будут.
На это я ответил:
— Лялька, уходи. Больше никому ничего ломать не буду, разве что шеи. И передай другим. Понял? Все, разговор окончен. — И он ушел.
Когда построили гостиницу, то Генка для зарядки по утрам залазил на девятый этаж и на карнизе делал стойку на руках. Вольные люди утром идут на работу мимо, смотрят и ахают: «Вот это да! Вот дают зеки!»
Построили магазин, стали строить жилые дома, причем только девятиэтажные, красивые, как на Кубе. Только закончим один объект, его тут же огораживают колючей проволокой, ставят сторожевые вышки.
Для отдельных зданий, покраски окон, выкладки мозаики в город привезли из Иванова шестьсот человек женщин-строителей. И если их объект и наш расположены рядом, начинаются знакомства, разговоры, признания в любви через колючую проволоку. Зеки порой часами с ними стоят, разговаривают. Я тоже познакомился с одной толстой женщиной. Любой звали. Мы подолгу стояли, разделенные колючей проволокой и расстоянием между зданиями, и разговаривали. Я ей честно признался, что сильно соскучился по женщине, а она в моем вкусе; я даже влюбился в нее. Называл ее «моя любимая», «не могу без тебя». И «как бы нам встретиться поближе, если, конечно, сама захочешь?»
Когда поблизости никого не было, Люба показывала мне «сеансы»: то кофточку снимет, груди обнажит, то юбку поднимет, трусы спустит и крутит задом, а я глазею, балдею. Один раз чуть не вывалился из окна шестого этажа, успел зацепиться за подоконник. А она еще кричит мне: «Видишь, какая я хорошая». Видимо, и я стал ей не безразличен: начала приносить каждый день передачи. Утром бросит через проволоку сверток, я спущусь вниз, возьму. Позову товарищей, поедим белый батон, колбасу, сыр и расходимся по этажам.
Юрка Котельников, товарищ мой, уголовник из Ташкента, тоже познакомился с девушкой Надей, и у них родилась сильная любовь. Как-то раз я позвал Юру в одну из комнат и говорю:
— Юра, надо наших баб свести вместе и чтобы они вечером после съема нас с работы и караула спустились в наш подвал и следующий весь день мы проведем с ними. А чтобы в подвал никто не «лукнулся» (проник), на атасе на выходе поставим двоих с ножами. Ну, как тебе мой вариант? Согласен? Со своей стороны я уже говорил на эту тему, она в принципе согласна, но конкретно еще не договорился. Сегодня надо их свести.
Так и сделали. В обед я позвал Любу, Юра — Надю. Я объяснил им, как нам встретиться:
— Если надумаете, скажите. А мы все подготовим в подвале.
Люба говорит:
— Боимся мы.
— Ничего не бойтесь, охрана будет капитальная.
— А на бригаду не кинете?
Я стал убеждать:
— Ты что, Люба, с ума сошла? Ты просто обидела меня.
— Ну ладно. Завтра дадим ответ.
На другой день утром с этажа я увидел Любу, жестом она показала вниз. Я спустился, взял передачу, поел с ребятами. А после обеда Люба сказала мне: