Записки русского интеллигента
Шрифт:
Осенью 1934 года в университетском клубе {695} организовался студенческий симфонический оркестр, и Мура с увлечением принимала в нём участие, сидя на концертмейстерском месте вторых скрипок. Оркестром дирижировал весьма способный молодой профессиональный дирижёр Цейтлин, а главным организатором и одним из первых скрипачей был студент механико-математического факультета Георгий Тимофеевич Иванов [67] .
Оркестровый коллектив представлял дружную компанию, и с музыкальной стороны оркестр, хотя и небольшой, производил очень хорошее впечатление. Он выступал на клубных концертах с небольшой программой. За успехи по музыкальной части и выступления в клубных концертах члены оркестра летом 1935 года были премированы путёвками в студенческий дом отдыха в Геленджике.
695
Имеется в виду Дом культуры гуманитарных факультетов МГУ, в 1919–1995 годах размещавшийся в здании бывшей университетской церкви Святой Татианы.
67
Жора впоследствии женился на Муре. – Прим. В. Д. Зёрнова.
Геленджик расположен
696
Речь идёт о «Новороссийской республике», просуществовавшей с 11 по 24 декабря 1905 года.
26 декабря Новороссийск и Новороссийский округ Черноморской губернии были объявлены на военном положении.
697
Иначе о роли и месте в революционном движении А. Я. Гречкина повествуется в воспоминаниях непосредственного участника этих событий – С. А. Бодянского.
«Вместо исчезнувшей полиции, – писал он, – была организована народная милиция, созданию которой много содействовал Гречкин. В прошлом помещик, он из-за болезни жены переехал в Геленджик, где купил дачку и занялся хозяйством. Начавшаяся революция захватила его. Явившись в Новороссийск, он принял горячее участие в борьбе рабочих. Вскоре он приобрёл большой авторитет, так как своими толковыми указаниями и решительными действиями много способствовал установлению революционного порядка.
Ходил он с необычайно воинственным видом и был весь обвешан револьверами. Вероятно, поэтому шпики произвели его в должность „революционного полицмейстера“. Такое обвинение и было ему впоследствии предъявлено на суде по делу о Новороссийской республике.
Когда революция в Новороссийске была подавлена, Гречкин, желая избежать ареста, уехал в Сочи. Но здесь в то время развернулось сочинское восстание, и он, забыв о своём намерении скрыться, принял и в нём самое активное участие. Здесь он и был арестован и приговорён военным судом к десяти годам каторги. На суд по делу о Новороссийской республике он был доставлен уже в кандалах» (Бодянский С. А. Новороссийская республика (Воспоминания участника событий) // Прометей. Ист. – биогр. альм. сер. «ЖЗЛ». Т. 7. М., 1969. С. 276).
698
А. Я. Гречкин – инженер московской трудовой артели бывшего Общества политкаторжан и ссыльнопоселенцев «Технохимик» был арестован 28 февраля 1938 г. по делу «о контрреволюционной эсеровской террористической организации». Постановлением Особого совещания при НКВД СССР от 27 июля 1938 г. приговорен к восьми годам заключения в исправительно-трудовом лагаре (См.: Должанская Л. Репрессии 1937–1938 гг. в московских артелях ОПК // Всесоюзное общество политкаторжан и ссыльнопоселенцев: образование, развитие, ликвидация. 1921–1935. Бывшие члены общества во время Большого террора: Материалы международной научной конференции (26–28 октября 2001 г.). М., 2004. С. 306). Дальнейшая его судьба не известна.
Зимой 1935/36 года у нас организовался молодёжный квартет, и я принимал в нём участие в самом начале, играя партию альта. Жора сделался, будучи ещё студентом, директором университетского клуба и на лето 1936 года устроил командировку всего оркестра в студенческий дом отдыха в Геленджик для работы на эстраде этого «курортного местечка» {699} . Дирижировал оркестром сам Жора. Мурочка уехала со своей университетско-музыкальной компанией в начале лета и писала нам милые письма, расхваливая Геленджик и уговаривая нас также приехать туда.
699
В выданном профкомом МГУ 27 июня 1936 года руководителю студенческого оркестра удостоверении, говорилось: «Предъявитель сего т[оварищ] ИВАНОВ Георгий Тимофеевич является художественным руководителем оркестра, командированного Профкомом МГУ в санаторий «Геленджик» для культурного обслуживания отдыхающих и пользуется всеми преимуществами отдыхающих» (Коллекция В. А. Соломонова).
Молодые заранее приготовили нам помещения. Митюня и Танечка поместились в гостинице, у каждого имелось по маленькой комнатке, а для меня с Катёной была снята комната в частном доме, недалеко от приморского бульвара. Купальни находились тут же.
Мне достали скрипку, и я после двух-трёх репетицей уже участвовал в выступлениях студенческого оркестра и даже в попурри из «Травиаты» – играл сольные скрипичные места, о чём было особо анонсировано. Составили и квартет – играли днём на балконе дома, в котором мы с Катёной жили. Приятно, конечно, быть окружённым молодёжью, тем более что и молодёжи, по-видимому, наше присутствие было тоже приятно.
Обучение
Ещё в Саратове Митюня поступил в частную гимназию, которую до революции 1917 года содержал большой педагог Добровольский, и пробыл в ней до весны 1918 года. Началась революционная перестройка школы, которая, как известно, проходила весьма болезненно {700} . Чтобы не подвергать детей тяжёлым результатам начального экспериментирования, мы образовали небольшую группу человек в восемь, и лучшие педагоги взялись руководить в ней занятиями. Дело пошло очень хорошо. Мальчики сдружились, да и учение им давалось нетрудно. Потом занятиями по всем предметам стала руководить одна учительница – Анна Гавриловна. Руководила она с любовью и большим педагогическим мастерством. Митюня продолжал заниматься в этой группе до самого переезда в Москву в 1921 году.
700
«…1918–1919 учебный год, – отмечалось в докладе Саратовского губернского отдела народного образования, – проходит под знаком реконструкции школьной системы.
После издания „Положения о единой трудовой школе“ начинается кардинальная ломка старой школы и в Саратовской губернии. […]
Одновременно проводятся в жизнь и другие принципы единой трудовой школы. Осуществляется принцип совместного обучения; все специально мужские и женские учебные заведения ликвидируются, учащиеся перемещаются с таким расчётом, что в каждую школу попадает приблизительно равное количество мальчиков и девочек. Создаётся школьное самоуправление, вводятся обязательные трудовые процессы. Всё это проводится революционным путем, порой с откровенным принуждением.
Чёткого понимания и признавания указанных мероприятий не наблюдалось ни среди учительства, ни тем более учащихся и населения…» (Культурное строительство в Саратовском Поволжье: Документы и материалы. Ч. 1. 1917–1928 гг. Саратов, 1985. С. 51).
В Москве все трое поступили в школу, которая была образована на базе и в помещении гимназии Н. П. Щепотьевой. Школа жила ещё старыми традициями. Начальницей оставалась Щепотьева, много было и старых преподавателей: Мария Устиновна Шмелёва, Евгений Иванович Вишняков (историк), Эмилия Карловна (немка). Сначала всё шло хорошо. Но когда Митюня был уже близок к окончанию школы, она сама стала разваливаться. В ней оставили только первые четыре класса, а старшие, в том числе и Митюнин, перевели в другую школу, в том же переулке, где прежде помещалась женская гимназия Перепёлкиной. Ученики в ней сплошь и рядом не посещали занятия, и я счёл за благо взять Митюню отсюда и устроить его на старший курс рабфака при Ломоносовском институте. Там были хорошие преподаватели. Правда, сына профессора согласились принять на рабфак только «вольнослушателем». Официального документа об окончании рабфака ему не выдали, а лишь написали на клочке бумаги, что он наравне с другими закончил курс. Теперь предстояло попасть на физико-математический факультет университета. Рабфаковцев принимали без всякого затруднения и без всякого экзамена, а для остальных производился довольно строгий отбор. Тут, частично под моим нажимом, удалось использовать «клочок бумаги», который Митюня получил при окончании рабфака.
В университете обстановка в общем была хорошей. Профессора прекрасные: математику читал И. И. Привалов и упражнения вела замечательный педагог Цубербиллер, физику читал В. И. Романов, специальную работу по ультракоротким электромагнитным колебаниям Митюня делал у Г. В. Потапенко, ученика В. И. Романова. И товарищи подобрались хорошие: Миша Шесминцев, Коля Хлебников, Венечка Ерохин [68] .
Всеми делами в университете верховодила компания студентов. Деканами были студенты. И вот в декабре 1929-го, за месяц перед последними экзаменами, совершенно неожиданно Митюню и его товарищей исключили из числа студентов, будто бы потому, что лишний год оставались на старшем курсе. Конечно, дело было не в том. Я отправился к декану и говорю ему:
68
Миша Шесминцев особенно был привязан к Митюне. – Прим. В. Д. Зёрнова.
– Что же вы делаете? Государство затратило большие средства на воспитание специалистов, а вы за месяц до получения дипломов выбрасываете молодых людей и не даёте им возможности получить права квалифицированных специалистов!
– Ах, я этого не знал, это всё студенческая комиссия перегнула палку, – стал сетовать декан.
Благодаря моему вмешательству, всех восстановили в студенческих правах. Митюня и его друзья сдали последние экзамены. Однако этим не кончилось: «студенческая комиссия по распределению» не давала Митюне направления. Но я знал, что в Москве, имеются места и, что В. И. Романов делал даже специальную заявку на Митюню для Всесоюзного электротехнического института (ВЭИ).
Через несколько дней Митюня получил открытку с извещением, что он направляется на работу в лабораторию В. И. Романова в ВЭИ {701} . Митюня весьма успешно работал в этом институте, а теперь он, блестяще защитив в 1941 году кандидатскую диссертацию и сделавшись известным специалистом по электронике, готовит докторскую диссертацию, работая старшим научным сотрудником в Академии наук. С 1932 года Митюня работает и в МИИТе. Он прекрасно читает общий курс.
С Танюшиным обучением также было много перипетий. Её тоже перевели в другую школу, куда попал и Митюня, потом снова перевели в школу, помещавшуюся в здании бывшей мужской гимназии, которую когда-то кончал я, затем она попала на химические курсы имени Нансена в Мерзляковском переулке и, наконец, кончила их, что было эквивалентно окончанию средней школы.
701
В 1923–1934 годах во Всесоюзном электротехническом институте В. И. Романов возглавлял сначала вакуумно-технический отдел, затем лабораторию низких температур и инертных газов.
Несмотря на эти передряги, Танюша окончила школу с хорошей подготовкой для поступления в высшее учебное заведение. Вкусы её лежали в области технических или естественно-исторических наук, она любила литературу, искусство, но в то время никаких гуманитарных вузов не было, вся молодёжь шла в технику. И мне казалось, что Танюше всего легче поступить в Плехановский институт, в котором я тогда заведовал кафедрой. Танюша держала вступительные экзамены и была принята на химико-технологический факультет {702} . На первом курсе она слушала мои лекции, и мне всегда было очень приятно среди других слушателей видеть и свою дочку. Я с особенным удовольствием, будто для неё одной, читал лекции.
702
Ошибка; правильно – промышленно-технологический факультет.