Записки с того света (Посмертные записки Браза Кубаса) 1974

де Ассиз Машадо

Глава CLIX

ПОЛУПОМЕШАТЕЛЬСТВО

Я понял, что постарел и сам нуждаюсь в чьей-нибудь помощи и поддержке. Но Кинкас Борба вот уже полгода был в отъезде, лишив меня тем самым возможности найти утешение в лучшей из философий. Месяца через

четыре он возвратился, и однажды утром я увидел Кинкаса Борбу на пороге моего дома почти в том же состоянии, в каком я встретил его впервые на бульваре. Только теперь в его глазах светилось явное безумие. Прежде всего он сообщил мне, что сжег свою рукопись и теперь начнет все сначала: его философская система нуждается в серьезном усовершенствовании. Глава о догматах веры готова, только еще не написана; гуманитизм — это действительно религия будущего.

— Ты веришь в это?

— Ты же знаешь, что верю.

Я едва выговорил эти слова. И я еще не открыл вам всю правду. Кинкас Борба не только был сумасшедшим, он еще и знал, что безумен, и проблеск сознания, словно слабый свет во мраке ночи, еще больше подчеркивал весь ужас его положения. Он понимал это, но не только не роптал на судьбу, а, напротив, считал свое безумие испытанием, ниспосланным ему мировой душой: она взяла да и подшутила над ним самим. Он цитировал мне наизусть целые главы из своей книги, антифоны и литании и даже пытался изобразить ритуальный танец, придуманный им для обрядовых церемоний, предписываемых новой религией. Зловещая грация, с которой он выделывал ногами немыслимые па, производила впечатление чего-то сверхъестественного. Временами он забивался в угол и часами сидел там, уставившись в одну точку, и в глазах его порою мелькал упрямый лучик разума, печальный, как слеза…

Вскоре он умер у меня в доме и перед смертью все без конца повторял, что боль — это только иллюзия и что Панглос, оклеветанный Панглос, вовсе не был таким дураком, каким его вывел Вольтер.

Глава CLX

ОБ ОТРИЦАНИЯХ

Время, прошедшее со дня смерти Кинкаса Борбы и до моей смерти, было заполнено событиями, описанными мной в самом начале моих «Записок». Главнейшим событием следует считать изобретение «пластыря Браза Кубаса», изобретение, похороненное вместе со мной, ибо, как вам известно, из-за него я подхватил болезнь, которая свела меня в могилу. О божественный пластырь, ты должен был сделать меня первым человеком в мире! То, что не по силам знанию и богатству, должен был сделать ты, ибо ты — идея, прямо и непосредственно внушенная мне небесами. Но судьба решила иначе, и теперь все вы обречены на вечную ипохондрию.

Эта последняя глава вся состоит из отрицаний. Я не достиг известности с помощью пластыря, я не стал ни министром, ни халифом, я не познал радостей супружеской жизни. Правда, мне не пришлось зато добывать себе хлеб в поте лица своего. Смерть доны Пласиды и помешательство Кинкаса Борбы не причинили мне страданий. Подытожив все это, кто-нибудь, пожалуй, вообразит, что одно уравновешивается другим и что мы с жизнью квиты. Но, решив так, он ошибется, ибо здесь, на том свете, я все же обнаружил сальдо в свою пользу: у меня не было детей, и я никому не оставил в наследство тщету нашего земного бытия.

Перевод

Татьяны Ивановой