Записки советского актера
Шрифт:
— Так все-таки, как же это вы подошли к вашему Полежаеву?.. — спросил он как-то, пристально оглядывая меня.
Вопрос этот не застал меня неподготовленным, так как после выхода «Депутата Балтики» на экран я неоднократно возвращался к нему, стараясь проследить и осознать различные этапы работы над образом профессора Полежаева.
Выше, в конце главы «В поисках героя» я остановился на внутренних побуждениях, в силу которых еще при первом чтении сценария влюбился в образ его героя и стал добиваться, чтобы мне доверили его воплощение. Но я не упомянул одного обстоятельства, которое сыграло немалую роль в успешном решении взятой мною на себя задачи, между тем как это обстоятельство связано с пробудившимся интересом к общественной деятельности и непосредственным
Дело в том, что в заключительных кадрах фильма, которые, обобщая его содержание, собственно, и обеспечили ему долгую жизнь, Дмитрий Илларионович Полежаев смело выходит на арену общественной жизни. Именно в этих кадрах в его лице рождается ученый нового типа, порвавший с прошлым, соединивший свою судьбу с судьбой революционного народа и увидевший цель своей жизни в служении социалистической революции. Доктор естественных наук и профессор ботаники, исследователь и искатель, человек книги, лабораторного опыта и университетской кафедры, он выходит на широкие просторы советской общественной деятельности. Глубокий старик, он, став выборным народным депутатом, делается молодым и раскрывается во всем обаянии своей душевной красоты, во всем своем великолепном нравственном величии.
С трибуны Таврического дворца, как член Петроградского Совета от моряков Балтфлота, он следующими словами начинает свою заключительную речь:
— Г оспода! Г оспода!.. Я не оговорился — нет... Я говорю вам «господа» — рабочим и работницам, крестьянам и крестьянкам, вам, — красным солдатам и славным морякам... Вы — хозяева и подлинные господа на шестой части мира.
Приветствую вас от лица науки, обязанной думать о вашем настоящем и о вашем будущем счастье!.. Очень мало людей нашей науки присутствуют здесь... Забыли, что воспитывались на народные средства. Платят черной неблагодарностью, хотят сделать из своей учености забор, чтобы отгородиться от народа.
И далее, тепло напутствуя членов Петроградского Совета, уходящих из зала заседания на фронт («Будьте как можно целеустремленнее, идите прямо, не останавливайтесь ни на минуту!» — до слов: «До свидания, красные воины!..»), Полежаев следующим образом заканчивает свою речь:
— С этой трибуны, много ли, мало ли здесь сидящих в зале, я все равно разговариваю со всем миром. И я обязан сказать. С тех пор, как на почте кончился саботаж, я получаю пачки писем из Англии, Франции, Швейцарии. Мне сулят кучу денег, виллы и лаборатории, лишь бы я бросил свою «варварскую» страну и приехал к ним. Но знайте: я останусь здесь, с моим народом, с моим правительством, с моим, пусть и нетопленным, университетом, так как честь участия в священной революции я не уступлю никому ни за какие подачки!.. Вот это я и хотел сказать. за этим, собственно, и пришел сюда!..
Здесь на первый план выдвигается тема общественного долга ученого, тема его общественного служения революционному народу. Вот эта генеральная тема заключительных кадров, которую в свое время, снимаясь в картине, я определял для себя словами: «Полежаев — общественный деятель», никак не могла быть раскрыта без понимания природы и сущности революционной общественной деятельности советского человека, без веры в ее преобразующую силу, без личного в ней участия. Ничто не могло заменить личного опыта актера как гражданина и общественника, — сама тема для своего воплощения должна была органически возникнуть в сознании актера как живое отражение опыта жизни.
Мои соображения показались убедительными Б. В. Щукину, и, пользуясь затянувшимся перерывом, я продолжал развивать затронутую тему, рассказывая о своей общественной работе после вступления в труппу Театра имени Пушкина и после выпуска первых фильмов с моим участием, — иначе говоря, непосредственно перед съемками «Депутата Балтики».
— Вы, конечно, заметите, Борис Васильевич, теснейшую внутреннюю связь между творчеством актера и его общественной деятельностью хотя бы на примере следующего факта. Год спустя после окончания съемок «Депутата Балтики», которые впервые привели меня в Таврический дворец и поставили на его трибуну в качестве
Но я возвращаюсь к тому кандидату, за которого при первых выборах в Верховный Совет СССР в декабре 1937 года я призывал голосовать в своем выступлении на собрании интеллигенции Ленинграда в Таврическом дворце, — к Е. П. Корчагиной-Александровской.
Е. П. Корчагина-Александровская явилась достойной избранницей народа, всей своей жизнью оправдавшей его доверие. И говоря о связях советского актера с общественной жизнью страны, о той творческой силе, которую он черпал в своем новом общественном положении, я хочу, в качестве примера, остановиться на этой замечательной актрисе и крупной общественной деятельнице.
Екатерина Павловна Корчагина-Александровская была большим
художником сцены, и тем не менее до революции ее дарование оставалось крайне ограниченным условиями жизни старого общества, всем строем буржуазного театра.
В молодом возрасте, в период назревания первой русской революции, входя в состав труппы театра В. Ф. Комиссаржевской и выступая в окраинных театрах Петербурга, Е. П. Корчагина-Александровская примыкала к передовой, революционно настроенной части актерской интеллигенции. Но в долгие тяжелые годы реакции она оказалась замкнутой в узких рамках амплуа комических старух и играла преимущественно эпизодические роли, к тому же большей частью в бессодержательных обывательских пьесах. Демократка по взглядам и убеждениям, скромная труженица сцены, она не смогла найти себе места вне театра, который и поглощал и, вместе с тем, ограничивал ее интересы, ее возможности.
В годы революции ее выдающийся талант, ее прямая, цельная, внутренне неисчерпаемо богатая натура раскрылись с новой стороны с тех пор, когда с подкупающей искренностью и теплотой Е. П. Корчагина-Александровская стала играть образы героического характера.
Неизгладимое впечатление оставляла она в пьесе «Иван Каляев». Сама по себе пьеса была довольно посредственная, но Е. П. Корчагина-Александровская создала в ней цельный и правдивый, бесконечно привлекательный облик матери героя-революционера. Простотой и страстностью, убежденностью и силой веры она захватывала зрителя, покоряла его сильным духовным обликом своей героини.
Наиболее значительный образ был создан ею в «Страхе»
А. Н. Афиногенова, где она играла роль большевички Клары, в прошлом — профессионального революционера, в настоящем — руководящего партийного работника. Это был образ женщины из рабочего класса, убежденного борца за дело народа, величественный и, вместе с тем, душевный, лирический, удивительно простой и жизненно достоверный.
Сыграв Клару в «Страхе», Е. П. Корчагина-Александровская привлекла к себе внимание советской общественности. Богатство ее духовного мира, его соответствие мыслям и чувствам простых советских людей, его связь с высокими идеалами рабочего класса, совершившего революцию и строящего социализм, — вот что выдвинуло ее как общественного деятеля. Она доказала, что ей под силу воплощение образов больших людей, наших современников, строителей социалистического общества, что она сама нашла среди них свое место.