Записки у изголовья
Шрифт:
— Знаете ли вы, какие хвалы пел вам господин Юкинари? Он рассказывал о той истории с письмами… Приятно, когда люди хвалят ту, которая дорога твоему сердцу, — говорил он с горячей искренностью.
— Выходит, я услышала сразу две радостных вести, во-первых, Юкинари лестно обо мне отзывается, а во-вторых, вы включили меня в число тех, кого любите, — сказала я.
— Странно! — ответил он. — Вы радуетесь, как новости, тому, что давно вам известно.
137. Темной безлунной ночью, в пятом месяце года…
Темной безлунной ночью, в пятом месяце года, вдруг раздались громкие голоса:
— Есть ли здесь фрейлины?
— Это звучит необычно!
— Кто там? Почему так оглушительно кричите? — спросила я.
В ответ молчание, но вдруг штора приподнялась и послышался шелест… Я увидела ветку бамбука «курэ» [238] !
238
Бамбук «курэ» — (т. е. китайский) бамбук-листоколосник, с узкими листьями. В китайской литературе его персонифицируют, называя «другом» и «этим господином». Бамбук «курэ» рос в саду возле дворца Сэйрёдэн.
— О, да здесь «этот господин»! — воскликнула я.
— Скорей, скорей, пойдем расскажем государю, — сказал один из тех, кто принес ветку. И они поспешили бегом: Бэн-тюдзё, сын министра церемониала, и компания молодых куродо шестого ранга. Остался только То-но бэн Юкинари.
— Забавно, право! Вдруг все убежали… Им не терпится рассказать государю, — заметил он, глядя им вслед. — Мы ломали ветки бамбука в саду возле дворца, замыслив сочинять стихи. Кто-то предложил: «Пойдем к апартаментам императрицы, позовем фрейлин, пусть и они примут участие». Но, едва увидев бамбук «курэ». вы сразу воскликнули «этот господин». Ну не удивительно ли? От кого только вы узнали, что так зовут бамбук «курэ» в китайской поэзии? Дамы обычно и понятия о нем не имеют, а вам известны такие редкие слова…
— Да нет, уверяю вас, я не знаю, что бамбук «курэ» зовется в поэзии «этот господин». Просто я думала, что кто-то хочет заглянуть к нам в покои. Боюсь, сочли нескромной.
— Да, действительно, такие тонкости не каждый знает, — сказал Юкинари.
Пока мы с ним вели беседу на разные серьезные темы, придворные вновь пришли толпой, напевая:
Посадил бамбук в саду и дал ему прозванье «этот господин» [239] .
— Но ведь вы же условились во дворце, что будете сочинять стихи? Почему же так внезапно отказались от своей затеи? Зачем ушли? спрашивал их Юкинари. — Сомнительный поступок, как мне кажется.
239
Цитата из поэтического предисловия к стихотворению, написанному по-китайски японским поэтом Фудзивара-но Ацусигэ (Х в.).
— Нам напомнили знаменитейшие стихи о бамбуке, — стали оправдываться придворные. — Как могли мы вступить в состязание с ними? Уж лучше промолчать! Все равно дворец уже гудит от разговоров… Сам государь слышал об этой истории и нашел ее очень забавной.
Вместе с То-но бэном Юкинари они начали повторять снова и снова все тот же самый поэтический отрывок. Любопытная сцена! Дамы вышли на звук голосов, завязались разговоры и не замолкали до самого рассвета. Когда настало время уходить, мужчины снова стали скандировать строку о бамбуке, и хор их голосов долго слышался вдали.
Рано утром Сёнагон-но мёбу, дама из свиты императора, принесла императрице письмо от государя, в котором он рассказывал о вчерашней истории.
Государыня вызвала меня из моих покоев и спросила, правда ли это?
— Не ведаю, я ведь сказала случайно, не подумав, — ответила я. Наверно, это господин Юкинари подстроил.
— А хоть бы даже и так, — засмеялась
Государыня бывает очень довольна, когда при дворе хвалят одну из фрейлин, и всегда спешит поделиться с нею доброй вестью.
138. Через год после смерти императора Энъю [240] …
Через год после смерти императора Энъю кончился траур. Начиная с царствующего государя до последнего из слуг покойного монарха каждый, расставаясь с темными одеждами, невольно вспоминал о таком же событии в былые времена, когда поэт сказал:
Все люди опять [241] Надели цветные наряды, Как в прежние дни, Но что ж рукава не просохнут Замшелой рясы моей?240
Император Энъю, отец императора Итидзё, умер в 991 г. Описываемая сцена имела место во вторую луну 992 г., когда Итидзё было лишь двенадцать лет.
241
Стихотворение из 16-го тома («Плачи») антологии «Кокинсю», принадлежит известному поэту Хэндзё (816–890). Он был монахом. Замшелая ряса (цвета серого моха) поэтический эпитет к монашеской рясе.
Однажды, когда лил сильный дождь, к затворенным наглухо покоям, где находилась госпожа Тодзамми [242] , явился какой-то маленький слуга, похожий на миномуси — «червячка в соломенном плаще». Он принес письмо официального вида, скатанное в трубку и привязанное к большой ветке белого дуба. Можно подумать, документ из храма…
— Вот, пожалуйста, примите! — крикнул он.
— От кого письмо? — спросила служанка из глубины дома. — Сегодня и завтра у моей госпожи Дни удаления от скверны. Видишь, ситоми опущены…
242
Т. е. Фудзивара третьего ранга. Была кормилицей Итидзё. В кормилицы к императору избирали знатных дам.
Служанка осторожно приподняла одну из створок решетчатой рамы ситоми и, взяв это послание, подала его своей госпоже.
Но Тодзамми сказала:
— Не взгляну на него сегодня, — и воткнула письмо в решетку ситоми.
На другое утро Тодзамми совершила омовение рук и спросила свою служанку:
— Где же счет за поминальную службу, присланный вчера из храма?
Преклонив колена, она почтительно приняла письмо. «Что за странность!» — подумала Тодзамми, раскручивая плотный лист бумаги орехового цвета. На ней, вместо храмовой расписки, угловатым почерком, каким пишут бонзы, было начертано стихотворение:
Здесь еще мы храним Строгий траур в память его, Но в столице — увы! Рукав цвета зимнего дуба Уж блещет новой листвой.«До чего неприятно и нелепо! — возмутилась Тодзамми. — Кто мог сочинить и послать мне такие стихи? Уж не епископ ли Нивадзи? Нет, разумеется, не он. Так кто же автор? Наверно, То-дайнагон! Он ведь был правителем службы двора покойного императора».
Тодзамми не терпелось скорее показать письмо императору с императрицей. Но что делать! Ей было строжайшим образом предписано уединение, и она не смела его нарушить.