Записки военнопленного

Бобров Дмитрий

Одна из вменённых Володе статей предусматривала уголовную ответственность за незаконное хранение оружия. Единственным доказательством совершения этого преступления был допрос хозяина снимаемой им квартиры. Хозяин поведал суду, что несколько раз приезжал к Володе за причитающимися ему деньгами и во время визита обратил внимание на идеальную чистоту и порядок, как будто в квартире никто и не живёт. Какой же вывод сделал из этого суд, спросите вы? Городской суд Санкт-Петербурга решил, что данные показания подтверждают факт хранения Володей оружия. Раз не жил там то зачем снимал квартиру? Конечно, для того чтобы хранить в ней оружие. Такова была странная логика профессиональных судей. Естественно само оружие суду предоставлено не было и вообще его наличие только предполагалось. Одно предположение строилось на другом, типа, если предположить что

именно участники банды расстреляли потерпевшего бизнесмена, то можно предположить, что у них было оружие, из которого они его расстреливали, а значит можно предположить, что они его незаконно хранили и вменить им статью. Вся же доказательная база была основана на показаниях раскаявшегося исполнителя заявившего, будто во время стрельбы по заказанному бизнесмену он дал очередь не в цель, а поверх его головы, так как «не хотел становиться убийцей». Бизнесмен кстати был всё-таки застрелен, но поскольку ссучившийся киллер по собственному бездоказательному заверению стрелял в воздух, всю ответственность за убийство понёс его подельник. Володе же вообще никого не трогавшего вменили организацию убийства и участие в банде, а в довесок статью за хранение оружия. За условный срок «раскаявшийся» киллер был готов назвать организатором любого человека указанного сотрудниками РУБОПа, и он назвал Володю.

Завтра должно было состояться очередное заседание, и вечером я готовился к суду, составляя ходатайство об исключении из дела экспертизы Гиренко. Скучающий Володя решил узнать, чем я занимаюсь

— Что пишешь скинхэд? — поинтересовался он, уставившись на меня как всегда весёлыми, смеющимися глазами.

— Да вот ходатайство пишу о вызове эксперта в суд, — ответил я, улыбаясь в ответ.

— Ого! Так ведь пристрелили эксперта вашего! — с хитринкой прищурившись, сказал авторитетный предприниматель. — Какой смысл вызывать в суд мертвеца, если всё равно откажут?

— Правильно, в этом моя цель, — попробовал я объяснить логику моих действий, — как только мне откажут в вызове эксперта, я заявлю другое ходатайство — об исключении из дела его экспертизы. Просто в УПК есть норма, предусматривающая вызов эксперта для ответа на возникающие у сторон вопросов относительно его экспертизы. Если невозможно получить ответ на возникший у меня вопрос, а такой ответ, разумеется, может дать только сам эксперт, то пусть на фиг убирают из дела саму экспертизу.

— И чего ты добьёшься этим? Проведут новую, если эту и вправду исключат, — не понимал Володя, — и новая экспертиза наверняка покажет тот же результат. Какой смысл в таком случае заострять на ней внимание суда?

— Во-первых, мне совершенно не важны выводы экспертного заключения, потому что моя защита основывается на доказывании моего неучастия в распространении изданий, ведь только распространение образует в данном случае состав преступления, — объяснил я. — Во-вторых, ситуация с мёртвым экспертом на мой взгляд создаёт некий юридический казус способный заставить сторону обвинения поволноваться и наделать ошибок, особенно принимая во внимание низкий уровень юридической компетентности прокуроров. В-третьих, если дело затянется, то возможно уголовное преследование по статье вменённой мне за печатные издания будет остановлено в связи с истечением срока давности. Ну, и, в-четвёртых, это для меня принципиальный вопрос. Добиться исключения экспертизы Гиренко уже после его смерти стало бы настоящим подарком и для меня самого и для всего нашего движения.

И всё-таки Володя не мог до конца понять мои мотивы и тогда я просто сказал ему:

— Завтра я добьюсь паблисити, вот увидишь. И это будет плевок на крышку гроба Гиренко. Потому что общественное мнение посчитает, будто убийство эксперта по экстремизму дало мне в руки козыри на процессе. А когда прокуроры захотят эти мифические козыри у меня отобрать, я покажу всем цинизм и беспринципность стороны обвинения, выведу на чистую воду ложь прокуратуры. Это будет превосходный отвлекающий маневр, ставящий под сомнение законность будущего судебного решения.

Судебное заседание 24 октября 2004 года

Уже привычно утомительная поездка отметилась всё теми же неудобствами, превращающими недалекие, по сути, переезды из следственных изоляторов в суды в мучительное испытание зэков на выносливость. Ключевые моменты судебных поездок — ранний подъём, утренний холод, полумрак и грязь собачника, прокуренность атмосферы, неудобство бетонных сидений, теснота

и духота автозака — неизменны и, насколько мне известно, остаются таковыми в Санкт-Петербурге до сих пор. Я понемногу адаптировался к условиям конвоирования, но полностью привыкнуть не мог, так как это означало бы превращение в бесчувственное и равнодушное по отношению к самому себе существо с атрофированным достоинством и самоуважением. Меня больше не сажали в одиночный стакан для особо опасных, но перед отправкой обычно надевали наручники и всю дорогу, упёршись ногами в стену, я пытался сохранять вертикальное положение, дабы не упасть на пыльный пол, не испачкаться и ничего себе не сломать. В зале судебных заседаний я появлялся уже в состоянии десяток раз подряд выкинутого из поезда на полном ходу человека и смотрел на участников процесса широко раскрытыми недоумевающими глазами.

Полгода я не был в суде, ожидая и проходя психиатрическую экспертизу, но ничто не изменилось здесь, как будто с последнего заседания прошёл лишь день. Семь адвокатов и два прокурора, судья, секретарь, пятеро подсудимых на подписке, группа сотрудников спецслужб — состав собравшихся был стабилен и функционален. Слушание началось заявлением ходатайств.

— Прошу вызвать в судебное заседание и допросить эксперта Гиренко, — обратился я к Ждановой и Бундин заёрзал на стуле, а адвокаты дружно переглянулись, пожимая плечами.

— Но он погиб, разве вам не известно об этом? — промолвила Жданова недоверчиво.

— Тем не менее, прошу дать ответ на моё ходатайство, — настаивал я.

— Ну, хорошо. Суд постановляет отказать в заявленном ходатайстве в связи со смертью эксперта Гиренко Н. М.

— В таком случае я прошу исключить заключение эксперта Гиренко Н. М. из материалов уголовного дела в связи с невозможностью его вызова и допроса, поскольку нарушается моё право требовать ответ на возникшие у меня относительно экспертизы вопросы, — заявил я, действуя по плану.

— Поддерживаю ходатайство моего подзащитного и прошу принять экспертизу, проведённую Гиренко Н. М. недопустимым доказательством и исключить её из числа доказательств по основаниям, изложенным в моём письменном ходатайстве, — поддержал мою позицию мой адвокат и передал судье заранее подготовленное ходатайство.

— К делу приобщается ходатайство адвоката Прокофьева Н. А., согласно которому, при назначении социально-психологической экспертизы следователем было допущено нарушение требований части 1 статьи 57 УПК РФ, которая гласит, что эксперт — лицо, обладающее специальными знаниями и назначенное в порядке, установленном настоящим Кодексом, для производства судебной экспертизы и дачи заключения. Поскольку, социальная психология — отрасль науки, изучающая закономерности поведения и деятельности людей, обусловленные фактором их принадлежности к социальным группам, а также психологические характеристики этих групп, то назначенный эксперт должен обладать необходимыми познаниями именно в этой области науки. Однако, как видно из экспертного заключения, социально-психологическая экспертиза была поручена эксперту Гиренко Н. М. старшему научному сотруднику Музея антропологии и этнографии имени Петра Великого, кандидату исторических наук по специальности этнология (базовое образование — востоковед — филолог), который специальными познаниями в области социальной психологии не обладал. Более того, как видно из того же экспертного заключения эксперт Гиренко Н. М., имея поручение следователя на проведение социально-психологической экспертизы, по собственной инициативе, без поручения следователя, провёл социогуманитарную экспертизу, о чём и указал в заключении. Таким образом, указанное доказательство получено с нарушением требований действующего уголовно-процессуального закона и, следовательно, является недопустимым.

Реплику прокурора на заявленные ходатайства пришлось ждать несколько минут. Растерявшийся Бундин отчаянно перебирал какие-то бумаги, пыхтел и морщил лоб и в итоге выдал жалкое признание:

— Прошу рассмотрение данного ходатайства отложить, так как на данный момент я не могу ответить обоснованно оно или нет.

Суд постановил для подготовки государственного обвинителя перенести рассмотрение ходатайства в следующее судебное заседание.

Следующее ходатайство поступило от подсудимого Мадюдина. Он подошёл к судье и попытался передать ей какой-то листок бумаги. Это было прямое процессуальное нарушение, поскольку все документы в суде должны, открыто оглашаться и обозреваться, и судья не взяла у него листок.