Заполнить Пустоту

Maustfaust Аноним

– А из-за чего возникла та тревога? Что такого важного в этой, - помахал испачканной рукой, - крови?

– Кровь - атрибут живого. И, если её не станет, - отвечал я, углубляясь в память, - не станет и жизни. Став мёртвым, чего бы я ни хотел ранее, я больше не смогу этого достигать.

– Как это?
– не мог не возникнуть вопрос.

– Сейчас...
– задумался с ответом, - я хочу найти что-то новое. Открываю иные грани себя, исследую эту, - показал вокруг, - пустыню. Я действую, совершая то, что считаю хорошим. А, умерев же, перестану.

– Но кем я буду? Что буду делать, если перестану быть теперешним собой?

– Лежать. Висеть. Гнить, - перечислил возможные варианты.
–

Но не так это и важно, если выполнять свои желания я уже не смогу. Хотя никто, как утверждает память, не может знать наверняка, буду ли я что-то хотеть, или нет, мысли большинства живых рождаются и существуют в голове. И, раз мне никуда из неё не деться, если её не станет - не станет и меня. То есть, - решил подытожить, - либо меня уже не будет, либо кто-то будет, но уже не я. И как-то это... тревожно? Нет, пожалуй, даже страшно.

– Страшное - плохо?

– Плохо, но всё-таки ещё и тревожно, - определился, по-видимому, раз и навсегда.
– А значит, об этом нельзя забывать насовсем. Хотя сейчас занимать этим мысли не стоит...

– Тогда что делать теперь?

– Пора идти, - определившись, я встал и, подняв камень, глянул на цепочку следов.
– Всё как и раньше. Пришли оттуда, а пойдём, - махнул рукой в противоположном направлении, - туда.

И снова барханы стали сменять барханы, за спусками последовали подъёмы, а за усилиями тела - созерцание и мысли. Одинокая фигурка на голубовато-сером в свете луны песке под серо-чёрным небом. Её не жгло ожидание конца пути, её не преследовали призраки прошлого. Даже уставшие ноги и внимание не сильно её беспокоили. Она была. И этого было достаточно.

Глава 2

Итак, триста двадцать шестой бархан остался позади. Рой мыслей в голове стихает, и внимание снова обращается к важной при подъёме координации движений. Как скоро выяснилось, не полностью. Возникнув в голове, казалось бы, из ниоткуда, номер следующей горы песка стал перемешиваться с только-только отпечатавшимся в памяти "326", что грозило скорыми проблемами. Где-то на двести семидесятом я уже попался в эту ловушку, ненароком подумав, соответственно, о двести семьдесят первом, а потом, уже на спуске, долго выяснял, который из них мне действительно нужен. Задача изрядно осложнялась отсутствием в пейзажах какого-либо заметного разнообразия, так что урок был выучен с первого раза - не забивай мысли, на которые сейчас полагаешься, прикидками и фантазиями.

И вот я снова на вершине. Удача: склон, по которому предстоит спускаться, оказался довольно пологим, так что успею подумать о чём-нибудь важном. А этого с недавних пор хватало с избытком.

Пищу для размышлений дало знание о причинах поступков. Эмоции, возникающие как бы сами собой, либо подталкивали меня к выполнению действий, либо, наоборот, отвращали, заставляя заняться чем-то иным. Вдобавок, уже после могли появиться ощущения разной степени приятности, будто бы помогая запечатлеть в памяти то, что оказалось полезным или вредным. И эта картина... выглядела знакомой. Казалось, где-то я уже встречал подобную "конструкцию" разума, но вспомнить что-то более точное, несмотря на старания, не удавалось. Ощутив по этому поводу лёгкую, но заметную на общем "бледном" фоне неприязнь-разочарование, я решил прекратить. Глянул вперёд - спуск не пройден даже наполовину, и время на размышления ещё остаётся.

– Более-менее мы в своей голове разобрались, - попытался я сгладить негативные впечатления.
– А раз так, стоит продолжить с остальными частями тела. Рассмотрим руки, - они первыми попались на глаза.

– Нам что-то о них неизвестно?

–

Их покрывает кожа... Знаю, к ней прекрасно липнет кровь, но основные функции такого покрова в другом, - замедлил шаг, углубляясь в воспоминания.
– Кожа должна защищать внутренние части тела от того, что снаружи. Ещё она обеспечивает какую-никакую чувствительность: на случай, если зрение будет подводить, да и боль, как сигнал, тоже полезна. Кроме того, покров может маскировать, хотя...
– в очередной раз обвёл взглядом пустынные склоны барханов, - здесь это пока вряд ли пригодится. Так вот...

Не успел я продолжить, как перебил сам себя:

– Погоди-погоди. А... какого я цвета?

Заданный вопрос вызвал лёгкое недоумение моей собственной нерасторопностью. Внезапно появившееся, как это теперь часто бывает, ощущение чего-то знакомого ясно давало понять: раньше внешность была важна, а значит, так может быть и сейчас. Промелькнувшие мысли не заставили сильно медлить, и, остановившись и осмотрев себя, скоро я уже продолжил путь, зная ответ:

– Серо-бурого. Даже пепельно-бурого, а это неплохо годится для маскировки в такой пустыне. На освещённых склонах я, может, и буду выделяться, но в тени можно остаться незамеченным. Если, конечно, зрение у наблюдателей будет таким же, - заставило исправиться очередное воспоминание о различиях живых существ.

– А что насчёт лица?
– не давал покоя вопрошающий.

– А с ним, - опять попытался рассмотреть объект интереса, - проблема. Глаза находятся в каких-то выемках и едва-едва могут определить цвет краёв: там качество "картинки" хуже, чем в центре поля зрения. Да и виден отличный от окраса остального тела светло-серый, так что особой веры наблюдаемому нет...

– Ладно, более-менее разобрались, - продолжил отвечающий.
– Кожа бурая, цвет лица... светло-серый. Функция маскировки выполняется достаточно хорошо, - что тут же подтвердилось "импульсом" довольства.
– Теперь определимся с защитой. Чем бы... Ага! Камень, - осторожно приподнял левую руку и взглянул на сделанную в боку булыжника выемку, - крошится в руках, не причиняя коже повреждений. Но тот, большой, что давил на меня в яме, оставил царапины, съезжая... Впрочем, внутренние органы не задеты...
– тут я вспомнил про скелет - опорный каркас, присутствующий у большинства животных и имеющий схожее оградительное назначение, - как, наверное, и кости. Функция защиты тоже выполняется неплохо.

– Теперь чувствительность, - опять отвечающий.
– У камня, - он всё ещё лежал в руке, - ощущается шероховатая нижняя сторона, а, если его ощупать полностью, - осторожно это проделал, - можно представить форму...

К этому времени я уже почти добрался до конца пологого склона, и возможность свободно рассуждать должна была скоро исчерпаться. Однако неоконченная мысль была интересной, а усталость ног перед скорым подъёмом ощущалась особенно остро, так что я решил сделать привал прямо здесь, а не как обычно - на вершине. Разлёгшись так, чтобы натруженные конечности не испытывали напряжения, я продолжил размышлять:

– А хорошо чувствуются мелкие предметы? Те же песчинки, к примеру.

– Похоже, нет, - ответил, уже отложив камень и высыпав на ладонь ровным слоем щепотку песка.
– А вот если мы... Ха! Если сложить вместе штук шесть-семь и надавить на них другой рукой, сопротивление ощущается, да и шероховатость заметна, а что-то помельче, всё-таки, не чувствуется.

– И...
– вопрошающему временами тоже нужна была пауза, - для нас этого достаточно?

– Должно быть, - ответ сформировался почти сразу.
– Ведь что-то большое, а значит и важное, мы всё же нащупаем, да и форму сможем определить. Шероховатость... вообще непонятно, зачем нужна, но ощутить её тоже получится. Функция чувства выполняется хорошо.