Запоздалая свадьба
Шрифт:
До Энтони донесся тяжелый вздох.
— Да, пожалуй, ты прав.
— Помню, как мать частенько плакала из-за него, а потом он потерял все, включая наш дом, в той, последней игре.
— И это все? Все, что ты можешь сказать?
Энтони почувствовал, что вновь теряет терпение.
— Хочешь знать, что наиболее живо отпечаталось в моей памяти? Тот человек, который вырастил меня. Помню, как Тобиас учил меня играть в шахматы. Как нанял наставника, чтобы мне не пришлось уезжать в школу после смерти Энн. Как подарил мне первую бритву и показал, как ею пользоваться. Как разговаривал со мной о том, чего
— Довольно, — поднял руку Доминик. — Я тебя понял.
Энтони схватил еще один пирог и с наслаждением откусил.
— А каким был он? Тот человек, который воспитал тебя как своего сына?
Доминик рассеянно оглядел темную улицу.
— Временами он казался скорее дедом, чем отцом. Его мучила подагра. Он целыми днями сидел в кресле, подняв ногу на табурет.
— И это все?
Доминик помялся.
— Нет. Это он подарил мне мой первый телескоп и показал, как наблюдать за Луной. Учил меня математике. Повел на первую научную лекцию, а позже даже купил кое-какие приборы, чтобы я мог проводить простые химические опыты.
— Он видел в тебе сына.
— Да. И я любил его и уважал. Он умер, когда мне было семнадцать. Я ничего не знал о своем настоящем отце, пока после кончины матери не нашел ее дневник. Может быть, Бартоломью Худ и знал, что я не его сын, но ничем этого не показывал.
— Если как следует поразмыслить, — объявил Энтони, — окажется, что нам обоим повезло с людьми, которые нас вырастили.
Доминик издал какой-то странный звук: то ли стон, то ли иронический смех.
— Хочешь сказать, что на их месте мог оказаться кто-то вроде нашего отца? Я как-то не думал об этом в таком свете. И опять ты прав.
Лавиния налила себе стаканчик шерри, уселась в кресло рядом с Тобиасом и, поставив ноги на небольшой табурет, уставилась в низкое пламя, тлевшее в камине.
Сейчас, в два часа ночи, в доме царила тишина. Миссис Чилтон и Эмелин ушли спать еще до возвращения Лавинии и Тобиаса. Тобиас отказался от предложения Джоан подвезти его, сказал, что сам доберется домой после того, как обсудит следующий шаг с Лавинией.
Теперь она пожалела, что разрешила ему остаться. Несмотря на то что Тобиас умело скрывал усталость, она чувствовала, что он еле держится на ногах: стоило посмотреть только, как осторожно он опускается в большое кресло и бессознательно растирает левую ногу. Уголки глаз и губ выдавали огромное напряжение.
Бедняга почти не спит с тех пор, как они вернулись из замка Бомон! Это дело совершенно его вымотало! Страшно подумать, как он пойдет домой поздней ночью!
Но Лавиния достаточно хорошо знала Тобиаса, чтобы не высказывать свои тревоги вслух. Этого он не потерпит.
— По-твоему, это умно оставлять Энтони и Доминика вдвоем наблюдать за Пирсом? — спросила она. — Что, если они решат устроить очередной боксерский матч?
— Не думаю, что это случится, пока они оба выполняют мое задание, — заверил Тобиас, глотнув бренди. — Если удача будет на нашей стороне, невыносимая скука этой долгой ночи в конце концов побудит их уладить свои разногласия.
— А, теперь мне ясен твой коварный замысел! — улыбнулась Лавиния, прислонившись головой к спинке кресла. — Вынудил эту парочку молодых петушков провести вместе несколько часов в надежде, что они по-человечески поговорят друг с другом. Крайне мудро с вашей стороны, сэр!
— Что же, посмотрим, — обронил Тобиас.
— Откуда ты знал, что Доминик согласится вместе с Энтони следить за Пирсом?
— Молодые люди в этом возрасте стремятся к великим делам. Ну, если не великим, то по крайней мере важным и исполненным смысла. Я был почти уверен, что, если только он не законченный негодяй, возможность спасти чью-то жизнь и помочь изобличить преступника перевесит желание отомстить за мать. Хотя бы на некоторое время.
Лавиния подняла стакан и стала рассматривать шерри в свете огня.
— Уверен, что в этом и кроется причина неприязни Доминика к Энтони? Он считает, что чем-то обязан памяти матери из-за того, что случилось много лет назад.
— Думаю, все немного сложнее. Он также уязвлен тем, что ему с самого начала не сказали правду о прошлом. И очень обозлен, а Энтони единственный, на ком он может сорвать раздражение и досаду.
— Но при чем тут Энтони? И кому собирается мстить Доминик? Эдвард Синклер давно мертв, и Доминик никак не сможет добиться ни правосудия, ни справедливости!
Тобиас пригубил бренди и отставил стакан.
— Молодые люди редко смотрят на жизнь с практической точки зрения. Логику и здравый смысл им гораздо чаще заменяют всякие завиральные идеи, чересчур обостренное чувство чести и достаточно прямолинейные понятия о том, что хорошо и что плохо.
— Возможно.
— Совершенно точно, — поправил Тобиас, кладя голову на подголовник кресла и закрывая глаза. — Я достаточно наблюдал подобные тенденции в Энтони, чтобы распознать их с первого взгляда. Придется найти способ сделать так, чтобы и он, и Доминик усвоили: невозможно носить на плечах бремя старых и к тому же чужих грехов.
Лавиния улыбнулась, тоже поставила стакан и встала. Тобиас приподнял ресницы, глядя, как она идет к нему навстречу.
Того, что произошло дальше, он не ожидал. Лавиния опустилась на колени и положила руку на его правое бедро. Лилово-голубые юбки раскинулись полевым колокольчиком у ее ног.
— Мне кажется, что не только Энтони и Доминик иногда забывают о необходимости смотреть на вещи с практической точки зрения, — прошептала она, чувствуя жар через одежду. — Ты прекрасный человек, Тобиас, отличающийся высокими идеалами, чувством чести и страстным, глубоко укоренившимся понятием о том, что хорошо и что плохо. Не стоит слишком резко осуждать подобные качества, ведь они есть и в тебе. Мало того, если бы ты не обладал ими, я бы, наверное, не любила тебя всем сердцем.
Полузакрытые глаза загорелись удивлением и мрачным вожделением.
— Лавиния, — пробормотал он и с тихим стоном потянулся к ней, сжимая в объятиях. И когда она легла ему на грудь, он завладел ее губами в свирепом, жадном, исступленном поцелуе. Она оперлась о его плечо и вернула поцелуй с тем же пылом, который пробудил в ней Тобиас.
Лавиния считала, что он едва держится на ногах, но когда его левая рука обвила ее талию, а ладонь правой легла на грудь, она поняла, что ошиблась. Казалось, он выпил не бренди, а живительный эликсир, и уже через секунду его напряженная плоть восстала.