Запоздалое раскаяние
Шрифт:
– Жаннина вдруг отступила, затем отвернулась, вытирая слезы.
– Но почему сегодня вечером?
Она успокоилась.
– Почему она так долго ждала?
Он придумал объяснение. Оно было не особенно удачное, но другого он не нашел. Когда он звонил Элен с фабрики, она догадалась, что он лжет и потеряла свое обычное самообладание.
– Я сказал ей, что перекушу в городе. К счастью, Роджер может это подтвердить.
Жаннина развела руками и вновь опустила их. Они пошли обратно в кухню и без удовольствия
– Прости меня, - начал опять Жак, - но я лучше поеду домой. Не знаю, что там разыграется, но я хочу, чтобы ты знала: ни при каких обстоятельствах я не откажусь от нашей любви. Если мня придется выбирать, то мой выбор уже сделан.
Он говорил это искренне и готов был поклясться, что его решение в тот момент было именно таким. Перед уходом он сообщил Жаннине о своем утреннем разговоре с Роджером и написал на листе бумаги данные, которые было нужно передать ему. Затем он выпил еще бокал, покинул приятную и теплую квартиру и вышел в холод ночи.
Он испытывал гораздо больше страха, чем показывал и по мере приближения к Монтефло, его опасения возрастали. Чувствуя себя, как приговоренный к смерти перед эшафотом, готов был скорее повернуть обратно, чем предстать перед своей женой.
Она звонила на фабрику, это более чем вероятно. Почему же я не имею права поесть в городе? Я даже предупредил ее об этом...
Разве отчасти это было неправдой? Разве его отсутствие не совпадало со временем ужина? Он повторил про себя подходящие аргументы, способные умерить строгость супруги. Сообщение Роджера подтвердит это.
Всю дорогу он бормотал про себя, как школьник, повторяющий урок.
– Я буду держать себя просто. И буду твердо упорствовать. Чем я рискую в худшем случае... Наверняка не большим, чем если бы я поехал домой.
Несмотря на это, он въехал на первый подъем Раше в далеко на блестящем настроении. На авеню Торсиак оно стало падать до нуля по мере приближения к находящемуся в конце его темного безмолвного сада, в котором стояла спящая вилла.
– Спящая ли?
Не совсем. Через ставни гостиной пробивался на улицу голубоватый свет. Элен сидела в своем любимом кресле против телевизора, на экране которого двое возлюбленных разговаривали друг с другом. При появлении мужа она чуть повернула голову.
– Ты раздевался?
– Я прямо из ресторана. Я нашел ошибку вскоре после разговора с тобой. Я предупредил тебя, что не вернусь к ужину...
Она приложила указательный палец к губам, видимо увлеченная драмой, разыгравшейся на экране: разговором между влюбленными, которых наверняка преследовала роковым образом неумолимая судьба.
Жак сел и закурил сигарету. Он снова наблюдал, как хладнокровна его жена, как велико ее самообладание. Его
Его напряжение было так велико, что вопреки всякому здравому смыслу он стал вести себя просто вызывающе.
– Недавно я пытался тебе позвонить, но у тебя было занято.
– Я разговривала.
– С кем?
Он играл с огнем, очарованный опасностью, как мотылек у пламени, сжигающий в конце концов свои крылья.
Элен улыбнулась.
– Ты допрашиваешь меня, как полицейский.
Она выключила телевизор и сказала наполовину в шутку, наполовину всерьез.
– Может быть, ты стал ревновать?
Какая лицемерка! Как она может с такой уверенностью лгать! Вероятно она чувствует себя так же как я. Внутри все горит. Я тоже все скрываю. Заметно ли это? Если она не знает, что он в курсе дел, вероятно ему будет легче это скрывать.
– Или же, - начала она опять, но более резко, - ты уже угадал и знаешь с кем я разговаривала.
– С кем... с кем ты...
– он замолчал с глупым видом.
– Конечно с человеком, которого ты хорошо знаешь.
Удар кулаком под ложечку. Хорошенькая история, ты дурак, сказал он себе. Да ты ничего другого и не хотел и теперь тебя загнали в тупик.
Элен ударила кулаком по ручке кресла.
– Ты действительно можешь гордиться своими знакомыми, мсье Меллерей!
Жак встал, чтобы стряхнуть пепел с сигареты в старый оловянный сифон, служивший им пепельницей. Язык у него словно прирос к горлу. Надо налить в стакан немного виски и побольше содовой воды. Когда он наклонил над стаканом бутылку с минеральной водой, Элен пустила новую стрелу:
– Имя Роджер тебе ничего не говорит?
– Ровным счетом ничего.
– Но этот парень...
Презрительный тон потонул в шипении минеральной воды, поднявшейся в стакане щекочущей пеной.
– Парень, видимо, хорошо с тобой знаком.
Не давая ему времени ответить, она неожиданно спросила:
– С кем ты ужинал?
– Со своей подругой!
– прорычал он, истратив до конца свои нервные силы. Но из-за стремительности ответа, его утверждение потеряло свою правдоподобность.
– Мой милый друг, если бы ты проводил время с женщиной, то не стал бы этим хвастаться.
– Но ты это предполагаешь?
– Из чего ты это заключил?
Элен сверлила взглядом своего мужа и эти часто моргающие близорукие глаза победили Жака.
Уклонившись от ее взгляда, он словно выскочил из тюрьмы.
– Послушай, проворчал он, и так решительно приблизился к ней, что она отодвинулась, - я не знаю, что тебе рассказывал этот Роджер. Может быть, он рассказал тебе, что я проводил время с женщиной. Веришь ты этому или нет, мне совершенно безразлично. Мне наплевать на это.