Запрещенная реальность. Том 2
Шрифт:
— Почему? Как это — попрощаемся?! — всполошилась Ульяна.
— Поговорим на месте. Я поеду впереди, не отставайте.
Матвей сел за руль «Форда», обогнул «Понтиак» и дал газ.
— Хочешь испытать тхабс? — поинтересовался Тарас безразличным тоном, глядя вперед на дорогу.
— Хочу прекратить это безобразие с играми иерархов, — ответил Матвей.
— Я с тобой.
— Само собой разумеется.
Горшин поглядел на дышащее спокойствием лицо Соболева и не выдержал — улыбнулся. Впервые за последний месяц их знакомства.
«ПОПУГАЙТЕ ЕГО НЕМНОГО…»
Рыков
После ухода компании Соболева с территории рыковской базы под Шереметьевом Бабуу-Сэнгэ не удалось выяснить отношения с Германом Довлатовичем. Оба чувствовали себя уязвленными, хотя и по разным мотивам, были озадачены и в присутствии Юрьева, также шокированного случившимся, устраивать «разбор полетов» не стали.
Утром же следующего дня координатор Союза Девяти связался с остальными кардиналами, попросил их (что было равносильно приказу) срочно собраться в Москве и лишь после этого позвонил Рыкову.
Квартиру комиссара «чистилища», ставшего теперь его лидером после ухода Завьялова, охраняли «гвардейцы» личного рыковского манипула, новейшие электронные системы и, кроме всего прочего, магическая «печать отталкивания», что говорило о серьезном беспокойстве Германа Довлатовича о своей безопасности. Бабуу-Сэнгэ мог бы без особого напряжения пройти все эти кордоны, но не стал этого делать, предпочитая не афишировать свои возможности.
Дверь квартиры тотчас же отворилась, как только он появился перед ней. В прихожей координатора встретил Рыков, уже снявший пластырь с глаза, и провел в шикарную гостиную, заставленную старинной византийской мебелью раннехристианского стиля. Кое-какие предметы гарнитура действительно имели реальную ценность, например, сундук с седловидной крышкой, отделанный бронзовой чеканкой с фигурным орнаментом, или «стул святого Петра» с пирамидальной спинкой, остальные же мебельные изыски явно изготовлялись современниками кардинала. Бабуу-Сэнгэ с внутренней усмешкой оглядел самый настоящий деревянный трон, украшенный мозаикой, на котором, очевидно, любил сидеть Герман Довлатович, но сел на стул возле стены. Рыков, не решившийся занять свое обычное место, остался стоять.
— Как отдохнули, учитель? — с вежливым равнодушием спросил он.
— К делу, Герман Довлатович, — остался бесстрастным Бабуу-Сэнгэ. — Видит Бог, я не вмешивался в ваши дела, позволяя решать общую задачу вашими методами. Но вы слишком увлеклись решением личных проблем и отошли от линии, рекомендованной Союзом.
— Примеры? — не повел бровью Герман Довлатович. Новый, недавно восстановленный глаз его чесался, но он стоически терпел зуд.
— Вы просили доверить вам дело Матвея Соболева и не справились с ним, протянули
— Я его недооценил. Кстати, вы тоже, учитель.
— Хорошо, кто из нас не ошибается? — кротко согласился Бабуу-Сэнгэ. — Второй пример настораживает меня больше. По законам Круга мы не имеем права сноситься с темной стороной «розы реальностей». — Координатор помолчал, превращая и без того узкие глаза в щелочки. — Зачем вам «черный файл», Герман Довлатович? Что вы хотите получить от контакта с Конкере?
— То же, что получил и Соболев, — тхабс! — невозмутимо ответил Рыков.
— Зачем?
— Меня не удовлетворяет мое положение в земной реальности. Я уверен, что мой уровень достиг Посвящения III ступени.
— Это положение может утверждать лишь Сход Круга.
— Я достигну этого положения без Схода Круга, а если потребуется, и вопреки ему.
Бабуу-Сэнгэ, не ожидавший подобных заявлений от вечно прятавшегося в тени кардинала, пристально посмотрел на его бледное лицо с мелкими чертами и ничего не выражающим взглядом, лицо человека, ничем не выдающегося, но хитрого, умного и коварного. Герман Довлатович жаждал иной власти — Абсолютной! — и шел к ней своим путем, извилистым и незаметным, перестав опираться на тех, кто, по его мнению, не ценил его так, как ценил себя он сам. А воля к достижению цели любыми средствами у него была от рождения, что весьма помогло ему стать в свое время кардиналом.
— По-моему, вы несколько переоцениваете себя, Герман Довлатович, — раздвинул сухие губы в легкой улыбке Бабуу-Сэнгэ. — Посвященный III уровня не получил бы в глаз метательную стрелу от обыкновенного человека.
По тому, как сверкнули глаза Рыкова, Бабуу-Сэнгэ понял, что задел его больное место.
— Это произошло случайно. — Рыков отвернулся и сел на свой трон, не сделавший его, однако, величественней. Герману Довлатовичу на роду было написано стоять рядом с тронами, а не сидеть на них, но он этого не знал.
— Случайность — обратная сторона закономерности, кардинал.
— Этот человек не стоит того, чтобы мы говорили о нем. Скоро его жизнь прервется. Что вы хотели еще узнать от меня, Учитель?
— Ничего. — Бабуу-Сэнгэ встал. — Я узнал все, что хотел. Это правда, что вы собираетесь подчинить себе остатки «Купола», из которого Хейно Яанович начал лепить свою СС?
— Мы переживаем период распада старых систем государственного управления и рождения новых. Для стабилизации социума требуется радикальная перестройка существующих рычагов коррекции реальности. Я это вижу. Хейно Яанович — нет. Я смогу соединить «Стопкрим» и Сверхсистему в одно целое и выправить положение. В ваших интересах меня поддержать, учитель.
— Вы так думаете? — сощурился Бабуу-Сэнгэ. «Нагрудник справедливости», висящий на цепи поверх плаща, вдруг вспыхнул чистым золотым пламенем, и Рыков почувствовал толчок в грудь. Холодом сжало сердце. Настоятель храма Гаутамы дал понять своему ученику, что он далеко не так стар, как считает Рыков. Однако подействовало это на Германа Довлатовича совсем не так, как рассчитывал Бабуу-Сэнгэ.
— Если не поддержите меня вы, — скривил губы в неожиданно злобной усмешке Рыков, — то это сделает Конкере.