Запретная Родина

Мишарина Галина

– Пустыня в моем Промежутке, – тихо сказал Крис. – Печальное зрелище. Там, у воды, я слышу дыхание звезд и шепот камней. Здесь даже ветра нет.

Бури опустился на одну из дюн, и мы, оказавшись на ее верхушке, увидели вдалеке маяк.

– Интересно, – пробормотал Ойло.

Я не успела спросить его, что он имеет в виду.

– Это – вход в Трогию, – сказал дракон. – И скоро появится страж.

Мы подошли совсем близко, когда знакомый пестрокрыл выступил из арочного проема.

– Вы вернулись, – сказал он. Внимательным взором окинул Хранителей и кивнул: – Значит, темный дух отправлен в Пропасть.

– Почему ты уверен в нашем успехе? – сощурился Ойло.

– С вами пришли оберегающие. Они бы решились на это, только если подопечным сопутствовала удача.

– Везение тут ни при чем, мы едва не погибли, – сказал Алеард. – Наша договоренность в силе, или требуется что-то еще в качестве доказательства серьезных намерений?

– Только обещания, что вы будете беречь Трогию, как я берег ее.

– Кто ты? – спросила Рута. – Призрак или носитель вируса Промежутка?

– Я – память. Хранитель Трогии погиб давным-давно, задолго до тех Циклов, что исчисляют атальмы. На самом деле их было куда больше, чем семь, но сейчас и правда настал решающий миг для миров, Промежутка, Пропасти и того, что извне. Если темным достанется хотя бы один изначальный мир – они победят, и тогда хаос воцарится вокруг нас. Конечно, сильные миры создадут барьеры, и жители их не пострадают, но что станет с другими, не заслуживающими подобной участи? Перуна, Ибиза, Шиой, Цевра, Белва… Они падут и будут разграблены. Сердца планет поглотит тьма. Черные рынки станут процветать, и станет невозможно укрыться в Промежутке, ибо он больше не будет крепостью.

– К чему ты ведешь? – спросил Эван.

– Вы не должны полагаться лишь на счастье, не должны прятаться. Могу пообещать вам мир и покой в ближайшие годы, но не бросайте тренировок, ширьте границы духа, развивайте дары. Трогия примет только воинов, готовых сражаться за мир и процветание для всех. Лентяи и трусы ей не нужны.

– Странные намеки для того, кто знает жизни этих людей, – сказал Бури. – Хотя бы один из них на своем пути смалодушничал, отступил, бросил в беде друзей?

Зверь взмахнул крыльями и поднялся на верхушку маяка.

– Поначалу все люди хорошие, – ответил он с верхотуры. – Прежние троги тоже не собирались покидать родину.

– Почему же ушли? – нетерпеливо спросил Ойло.

– Были вынуждены.

– Расскажи, – потребовал Цахтал. – Они имеют право знать.

Пестрокрыл кивнул, но не поспешил спуститься. Почему-то ему было необходимо это расстояние.

– Они не справились с ней, не совладали с силами стихий. Трогия такая, какая есть, она не может погасить свое пламя. Бывают года, когда костер ее сердца разгорается до самого неба. Так случилось и много сотен лет назад. Этот огонь постепенно заполнял земли, воды и добрался до мест, где селились люди.

– То есть она сама прогнала их?

– Она не хотела никого губить. Ей нужно было доверие. Люди понимали, что жар нужно перетерпеть, но не смогли. Они сдались.

– Неужели он был настолько жесток?

– Почва сохла, растительность погибала, старые деревья засыпали вечным сном. Звери пытались спрятаться, и стадами уходили на край земли. Даже камни умирали.

Меня до глубины души возмутил его безразличный тон.

– Голод, адский жар, погибшие дома – и ты винишь трогов в том, что они пытались спастись? Сколько они терпели? Год, два? О, боже… – вдруг дошло до меня. – Все не так. Мы пошли вслед за ложью! Троги не предавали родину, это она предала их!

– Ты не понимаешь, Радуга. – Зверь стремительно прянул вниз и шагнул ко мне. – Если бы она сбила ритм, то погибла бы окончательно!

– Но они всего лишь хотели переждать в другом мире! Что в этом плохого?

– Они забыли, кто они. Забыли, что сила Трогии не в ней самой, а в людях, которые связаны с ее огнем. Без людей она спит тяжелым сном, и чем больше лет проходит, тем крепче кошмар. Троги не вернулись. Они боялись, что их дети сгорят в пламени взбесившегося сердца. Если хотя бы один рискнул ступить на ждущую землю…

– Неужели за века не нашлось такого человека? – недоверчиво спросил Кристиан.

– Все они провалили мои испытания. Я не собирался пускать кого ни попадя.

– То есть мы подвергаем себя риску быть испепеленными и обвиненными в предательстве за то, что спасаем своих любимых? – нахмурился Эван.

Зверь вздохнул.

– Ваши чувства для меня как пустота, но я стараюсь понять. Вы мыслите узко, а я вмещаю вечность. Трогия не жестока, наоборот, ранима и добра. И она забыла былые обиды. Но поймите, для нее лишиться людей – все равно что остаться без сердца. Троги копили это пламя, не отдавая никому, потому оно разгорелось и поглотило их родной мир. Если бы они научились делиться силой, не случилось бы засухи. Если бы они отдали часть тепла другим мирам, Ацура бы справилась с темнотой и холодом черного войска… В том, что Трогия одинока, и ее вина. Но и люди виноваты тоже.

– Подытожим, – подал голос Марк. – Планета хочет, чтобы ее силу распределяли правильно, и, если этого не будет, она сбивается с ритмов и начинает губить все живое.

– Да.

– Она не может спасти тех, кто ей дорог, ибо они сами – причина собственной гибели.

– Да.

– Зачем же ты путаешь нас, зверь? Получается, это не предательство было, а ошибка.

– А троги знали, что не смогут справиться с пламенем? Кто-то мог подсказать им, как правильно распределять силу? – спросил Алеард.

– Трогия пыталась говорить с ними языком природы, посылала огненные облака и горячие дожди. Она указывала на карте места силы, что нужно перенаправить, взращивая там гигантские деревья, создавая горы, что протыкают небо. Но люди не понимали, не хотели видеть.

– Это правда?

– Да, – вздохнул пестрокрыл. – И все же она винит себя за то, что не сумела объяснить.

– Значит, Марк прав, – сказал Кристиан. – Иногда, чтобы понять, нужно ошибиться.

– Серьезное это дело, говорить со стихиями, – проворчал Ойло. – Не мне судить, но если они не пришли к пониманию, значит, плохо старались.

– Поначалу троги не придавали значения природным аномалиям. Тогда планета была открыта для всех, и многие хотели урвать себе кусочек. Но брать следовало в правильных местах, понемногу, а не грабастать горстями. Многие тогда, перенасытившись энергиями, не совладали с собой. Среди них были и темные странники.

– А когда родился ты? – спросил Солнечный.

– После того, как последний человек покинул сгорающую планету. Я был ее гневом, затем печалью. Сейчас я – надежда.

– Трогия все еще пылает?