Запретное прикосновение
Шрифт:
— Ройс, он точь-в-точь, как тот, что был у вас! — воскликнула Кьяра.
— Это меч моего отца. Их выковали совершенно одинаковыми. Когда-то оба висели тут, и я…
Он внезапно замолчал, и она с тревогой взглянула на него:
— Ройс, что с вами?
— Вот здесь, возле очага, я недавно вас видел, — произнес он внезапно охрипшим голосом.
— Что вы такое говорите? — Девушка содрогнулась. — Я не понимаю.
— Да, здесь… — повторил он. — Позапрошлой ночью. Я видел очень явственно… Мы были вместе… Под этим
— Ройс, — сказала она, вмиг успокоившись, — это был сон.
— Да, моя Кьяра, — грустно подтвердил он, — только сон. И он больше не повторится.
Она ласково прикоснулась к его щеке, как бы для того, чтобы стереть с нее пятно грязи.
— Вы говорили о мече, — напомнила она.
— Да. — Левой рукой он поднял блестящий клинок. — Это близнец того, что затерялся в снежной лавине и был подарен мне отцом в тот день, когда я удостоился чести стать рыцарем. Мне было тогда восемнадцать, и я отправился ко двору короля Альдрика, взяв с собой две дорогие для меня вещи: отцовский меч и кольцо моей матери.
Кьяра прижала к груди левую руку с этим кольцом.
— Значит, оно фамильное?
— Конечно. А вы что думали?
— Я… — Она, покраснев, опустила глаза. — Мне показалось, это знак любви какой-нибудь дамы, оставшейся во Франции.
Он слегка приподнял ее подбородок.
— Нет, Кьяра. У меня не осталось дамы во Франции. А кольцо преподнес матери мой отец, когда они пообещали принадлежать друг другу. Ей было тогда всего четырнадцать. После свадьбы мать носила его вместе с обручальным до моего отъезда из родного дома и при расставании дала с собой на тот случай, как она сказала, если я найду себе невесту при дворе вашего отца. — Ройс неотрывно смотрел на нее. — И я ее нашел.
Девушка не могла сдержать слез. Она отчаянно цеплялась за него и сбивчиво говорила:
— Да… да… Но все получилось не так, как должно было быть.
Ройс отложил меч и обнял рыдающую Кьяру.
— Моя мать оказалась провидицей, малышка, — прошептал он. — Я нашел при дворе вашего отца ту, кого жаждет мое сердце.
— Но она не может. О, Ройс!
— И все равно она моя избранница, — произнес он, словно не слыша ее слов. — Та единственная, кому я мог отдать и отдал уже материнское кольцо. Это про тебя на нем написано: «Ты, и никто иная…» Теперь я знаю, что означают эти слова.
Как хотелось ей, чтобы он никогда не выпускал ее из объятий, чтобы их губы слились в поцелуе, но она, сделав над собой усилие, вырвалась из его рук и сказала:
— Надо позаботиться о вашей ране. Давайте найдем воду и сменим повязку. Это необходимо.
Он подчинился. Лучше опять терпеть боль, чем думать о том, что терзает его дни и ночи напролет. Ройс понимал: их чувства друг к другу напоминают сейчас крепчайший канат, но напряжение осталось. Одно неосторожное движение — и канат может лопнуть. А что за этим последует, одному Богу известно.
— Пойдем туда, где была кухня, — сказал он, подхватывая меч и стараясь говорить спокойно, хотя внутри у него все бушевало.
Двумя часами позже Кьяра стояла перед пылающим огнем главного кухонного очага, пытаясь вытащить оттуда небольшой металлический котелок и при этом не обвариться. Осуществив задуманное, она, сморщив нос, недоверчиво заглянула в него, не будучи уверенной, что варившийся в нем бульон пригоден для еды. Это был первый в ее жизни опыт приготовления пищи. Хорошо, что Ройс не видит.
Девушка скосила глаза на Ройса, дремавшего на импровизированном ложе из скатертей, снятых со столов. Вид у него был нездоровый и по-прежнему вызывал ее беспокойство. Но чем она может помочь? Разве что снова промыть рану и перевязать чистой тряпицей. И еще накормить горячей едой, которая, как она надеялась, быстро восстановит его силы.
Решив, что супу следует повариться еще, Кьяра снова сунула котелок в огонь. Очаг был таких размеров, что туда во весь рост мог войти человек. Такой, например, как Ройс. Разумеется, когда там не горит огонь.
А сейчас Кьяра, мешая варево металлической ложкой, обожгла себе ладонь. Пробормотав одно из тех проклятий, которых вдоволь наслышалась от Ройса, она отдернула руку и уронила ложку на каменный пол.
До нее донесся смешок. Оказывается, Ройс уже проснулся и с интересом наблюдает за ней.
— Надеюсь, вы не слышали того, что я только что сказала, — невнятно произнесла девушка, зализывая обожженную руку.
— Кое-что, кажется, дошло до моего слуха, — сказал он с улыбкой. — Не совсем принятое среди дам. По-моему, я заспался… Что вы делаете?
— Разве не ясно? Готовлю ужин. А что касается некоторых слов, которые случайно сорвались у меня с языка, то, как вы уже знаете, я неплохая ученица.
Ройс приподнялся, подвинул свою постель к огню и вновь уселся на груде скатертей.
— Вы не только хорошая ученица, но и прекрасная хозяйка. А я-то имел наглость думать, что, кроме чтения стихов и вышивания, вы ничего не умеете. Примите мои извинения, миледи.
— Если я чему-то и научилась, — ответила она, покраснев, — то исключительно благодаря вам, милорд.
Ройс ничего не сказал, и она поняла: он подумал о том же, что и она. О чем ни ему, ни ей не следует думать. Особенно сейчас, когда они уже, можно сказать, в Тюрингии и вскоре должны прибыть во дворец Дамона.
Отвернувшись, она принялась искать другую ложку, чтобы без опаски размешать закипающий суп, Некоторое время в огромной кухне царило молчание, нарушаемое лишь бульканьем жидкости. Потом девушка вновь услышала голос Ройса, который не сразу узнала:
— Кьяра…
Она взглянула на него.