Зараза/Испорченный (др. перевод)
Шрифт:
– Подумай о половом акте как о пламени. Оно горит, то становясь все ярче, то ослабевая. Но по большей части оно просто разгорается и, в конце концов, гаснет. Теперь, что касается оргазма… Представь себе, как небольшой огонек превращается в пламя. Оно полыхает все сильнее и начинается настоящий пожар. Пожар набирает обороты и вспыхивает фейерверк, как на День Независимости. Десятки красочных залпов заставляют ночное небо сиять всеми цветами радуги. Ты чувствуешь разницу между пламенем и фейерверком?
Элли берет ложку и тщательно выскребает
– Да, конечно.
– Тогда ты поймешь, был у тебя оргазм или нет.
Я вынимаю свою ложку из миски с мороженым и, облизав её, тыкаю в сторону сидящей рядом Эллисон.
– Скажи мне, Элли… Эван когда-нибудь заставлял тебя чувствовать фейерверк?
Она замирает, и я понимаю, что перешел черту. Но вместо того, чтобы отвесить мне пощечину в стиле какой-нибудь мыльной оперы или как торнадо вихрем вылететь из моего дома, она начинает смеяться. Она смеется тем самым беззаботным смехом, который всегда освещает темноту в моем одиноком сердце. Тем самым смехом, который обычно сопровождается фырканьем или слезами в крошечных морщинах вокруг ее глаз. Смехом, который заставляет меня смеяться в ответ, безо всякой на то причины.
– Нет, - качает она головой, все еще смеясь.
– Нет, Эван никогда не заставлял меня чувствовать фейерверк. О, Боже, я что, правда, такая жалкая? Мне двадцать семь лет и у меня никогда не было оргазма! – Её снова одолевает веселье и она стучит по столешнице в припадке смеха.
– Элли ...
– говорю я с придыханием.
– Элли, это не делает тебя жалкой. Это делает жалким его. Ты само совершенство и это он не в состоянии довести тебя до оргазма. Виноват только он. Ты была невинна, когда вы встретились. И ты преподнесла ему бесценный подарок. Меньшее, что он должен был сделать – это доставить тебе удовольствие.
Это привлекает ее внимание, и все признаки веселья исчезают с её лица.
– Думаю, ты прав. Это никогда не было на первом месте для Эвана. – Она опускает взгляд, на её фарфоровом личике появляется тень грусти.
– Я никогда не была для него на первом месте.
Я до боли хочу к ней прикоснуться. Хочу приподнять её подбородок, чтобы она посмотрела на меня и почувствовала насколько важно, то, что я собираюсь сказать.
– Тогда как ты можешь быть с тем, для кого ты просто удобный вариант? Ведь для тебя все иначе?
Наши взгляды встречаются, в ее огромных глазах я вижу неприкрытую боль и смятение.
– Джастис… не надо…
– Я хочу сказать, почему ты миришься со всем этим, когда достойна лучшего?
Она качает головой.
– Не знаю. Действительно ли я достойна лучшего? Есть ли что-то лучше, чем это? Мы росли, наблюдая, как лучшие из нас становятся мошенниками и обманщиками. Мы каждый день слышим о том, как ложь разрушает браки. И какой выход из этого всего? Одиночество?
Нет. Я. Я твой выход.
Но это будет очередная ложь, понимаю я. Ложь, которая сделает меня таким же дерьмом, что
– Счастье, - отвечаю я вместо этого.
– Дружба. Свобода.
– Ха, свобода, - смеется она. – О какой свободе может идти речь, если папарацци поджидают нас за каждым углом?
– Меня нет, - заявляю я, как ни в чем не бывало.
– Ага, это потому что ты родом не из Верхнего Ист-Сайда. У тебя, наверно, было нормальное детство с родителями, которые не оставляли тебя на воспитание няням, и с друзьями, которым нравился ты, а не те, с кем ты можешь их познакомить.
– Я бы не был так уверен, - бормочу я, закатывая глаза.
– Да? Тогда как ты не сошел с ума от всего этого? Как тебе удалось избежать чрезмерного внимания прессы, бесконечной лжи и притворства?
– Обстоятельства так сложились.
Мы оба молча возвращаемся к поеданию мороженого, зачерпывая по очереди мятное лакомство с шоколадной крошкой. Я не хочу ничего объяснять, а ей и не нужны мои объяснения. Нам обоим комфортно в этой иллюзии спокойствия и безопасности, когда нет камер, снимающих тебя исподтишка, нет таблоидов, жаждущих заполучить очередную сенсацию.
– Хорошо, что произведет на тебя большее впечатление – если девушка на первом свидании закажет салат или если она закажет сочный бургер?
Я поднимаю бровь, в который раз поражаясь её непредсказуемости.
– Хмм?
– Салат или бургер? Какой девушке ты отдашь предпочтение? – говорит она, прежде чем отправить в рот полную ложку мороженого. Я пристально наблюдаю за тем, как она дочиста облизывает её, слишком увлеченный процессом, чтобы хотя бы попытаться ответить на ее вопрос. Элли замечает мой взгляд и откладывает ложку, на её губах появляется озорная улыбка.
– Сосредоточься, Дрейк. Ответь на вопрос или я буду вынуждена обчистить твой тайник с мороженым и съесть все в одиночку, заперевшись в своей комнате.
Я выхожу из состояния транса и пожимаю плечами.
– А чего ты ожидала? Я всего лишь человек.
– Этот внезапный приступ СДВ (прим. СДВ - синдром недостатка внимания) никак не связан с твоей человеческой природой, всему виной то, что ты мужчина. Так что умерь свой тестостерон и ответь на чертов вопрос.
– Ладно, ладно, - я наклоняю голову, обдумывая ответ.
– Я бы выбрал девушку с бургером.
– Девушку с бургером? Даже несмотря на то, что от неё воняет потом и пережаренной мясной тушей?
– Нет, нет, - смеюсь я, качая головой.
– Потому что она не боится быть такой, какая она есть.
Её брови удивленно ползут вверх.
– Какой? Жирной?
– Нет, Элли, - говорю я, улыбаясь.
– Настоящей. Она не боится показать мне, кто она на самом деле.
– Интересно, - замечает она, постукивая ложкой по губам.
– Особенно, учитывая то, что заставить тебя показать, кто ты на самом деле, так же сложно, как вырвать зуб.