Зарево над волнами
Шрифт:
– Смирно! Равнение налево!
С трудом преодолеваю волнение. Выхожу вперед и отдаю рапорт командиру военно-морской базы капитану 1 ранга Андрею Михайловичу Филиппову.
Подразделения батальона, чеканя шаг, проходят перед развернутым полотнищем знамени.
Филиппов зачитывает Указ Президиума Верховного Совета Союза ССР о награждении батальона орденом Красного Знамени.
– От имени Военного совета флота поздравляю вас с высокой правительственной наградой, - говорит капитан 1 ранга.
– Выражаю уверенность в том, что в предстоящих боях батальон умножит свою славу.
Он
Становлюсь на колено. Целую шелковое полотнище. Чувствую себя скованно. Волнуюсь необычайно. А грудь так и распирает от радости. Хочется схватить знамя, поднять его высоко над головой и ринуться впереди батальона в пекло самого жаркого боя. По лицам моряков догадываюсь, что все они разделяют мои чувства, что они готовы, не медля ни секунды, идти на новые схватки с врагом.
Все происходит словно в тумане.
Гремит дружное "ура". В нем звучит радость за свой 393-й отдельный Новороссийский Краснознаменный батальон морской пехоты.
Да, с такими людьми можно смело идти в самые жаркие бои, сражаться до полной победы над черными силами гитлеровской нечисти.
Гибель тральщика
Далеко на западе гремела война. До нас ее отзвуки до- ходили вместе со сводками Совинформбюро. Разрушенный Севастополь жил относительно спокойно, если, конечно, так можно назвать будни города, в котором днем и ночью продолжалось своеобразное наступление на развалины. Люди разбирали завалы, ремонтировали дома, по мере сил и возможностей создавали нехитрый уют, который сродни фронтовому.
Отголосками недавних боев время от времени раздавались глухие взрывы саперы обезвреживали оставленные гитлеровцами мины и фугасы. Водолазы очищали фарватер и бухты от многочисленных взрывных устройств акустического и магнитного действия.
Наш батальон нес охрану побережья. Хоть сама война и далеко, но в водах Черного моря рыскали вражеские подводные лодки и другие корабли, базировавшиеся в Констанце, Варне и Бургасе.
– Скучновато, нести гарнизонную службу, - признался мне младший лейтенант Николай Кириллов.
– Хоть и люблю я всей душой Севастополь, сражался здесь еще во время обороны, да хочется скорее покончить с этой трижды проклятой войной.
Не понять его было нельзя. Я сам тяготился длительным нахождением в глубоком тылу. Со дня на день ожидал приказа отправиться в новый десант. Только с приказом кто-то медлил, и мы продолжали скучную службу вдали от настоящих событий. Конечно, скука была понятием относительным. Моряки, улучив свободное время, спешили в город, помогали местным жителям и прибывшим со всех концов страны строителям восстанавливать свой любимый город. Работали до изнеможения. Но иначе не могли. Каждая пара рук в ту пору была нужна.
Несли сторожевую службу, трудились на строительстве и ждали, ждали приказа.
Он поступил 27 августа 1944 года. Радость охватила каждого бойца, каждого офицера.
Слышались бодрые возгласы:
– Вперед - на запад!
– Даешь Берлин!
На следующий день все подразделения батальона погрузились на корабли.
Матросы пытались угадать маршрут следования. Одни предполагали, что нас прямым ходом доставят куда-либо на побережье, занятое врагом. Другие торопили события и хотели видеть в рядах войск, штурмующих Берлин, бойцов в форме морской пехоты и обязательно при развернутом знамени... Одним словом, догадкам не было конца.
Прибытие в Одессу разочаровало всех.
– Как бы не снова на гарнизонную службу, - горько усмехнулся Кирилл Дибров.
– Не вешай носа!
– ободрил я младшего лейтенанта.
– Тебе, Герою Советского Союза, сентиментальничать не положено.
Кирилл ничего не ответил.
– Будем еще в бою, не горюй преждевременно.
– Это точно?
– оживился Дибров.
– Раз говорю, значит, точно. И больше ни о чем не расспрашивай.
– Есть не расспрашивать!
– широко улыбнулся Кирилл и заспешил к своему взводу.
Мы временно разместились в одесском парке имени Тараса Шевченко.
Велась обычная в данных условиях политико-массовая работа. В партийную организацию батальона поступали десятки заявлений о приеме в партию Ленина. Обращало внимание, что содержание заявлений несколько изменилось. Если раньше морские пехотинцы писали лишь о том, что хотят бить врага, находясь в рядах партии, то теперь все чаще и чаще встречались ссылки на конкретные примеры, достойные подражания. Моряки хотели быть в бою похожими на лучших воинов-коммунистов. "Идя в бой, - говорилось в одном из заявлений, - хочу быть коммунистом и бить ненавистных гитлеровцев так, как подобает члену партии большевиков, как били их герои нашего батальона..." Приводились эпизоды боев, имена прославленных воинов. Это отлично! Значит, в батальоне появились свои традиции, ставшие непреложным законом воинского поведения, понимания своей роли и места в любой из предстоящих схваток с врагом.
Команду о погрузке все встретили с небывалым энтузиазмом. Не спрашивали, куда? И бойцы, и командиры хотели лишь одного - скорее встретиться с врагом.
Представитель штаба сообщил мне, что конечный пункт следования Констанца, довольно крупный румынский порт, недавно освобожденный советскими войсками. Там уже сосредоточено большое количество наших торпедных катеров, "морских охотников" и других быстроходных плавсредств, на которых подразделения морской пехоты должны ворваться в порты Варна и Бургас, взять на абордаж стоящие там немецкие корабли и развивать операцию по захвату портовых сооружений.
– Люди вашего батальона наиболее опытны в делах такого рода, - заметил в конце представитель штаба.
– Поэтому вам и поручается это задание.
Он собрался было уходить, но помедлил и добавил:
– Штабу рекомендуется разместиться не на флагманском корабле.
– Почему?
– Видите ли, вокруг рыщут вражеские подлодки... Во всяком случае не привлекать к себе внимания намного лучше.
– Благодарю за совет.
– Считайте его распоряжением.
– Есть.
Без спешки и суеты погрузились на корабли. Штаб батальона, разведывательный и саперный взводы, связисты и санитарная служба разместились на тральщике "Взрыв". Он шел в кильватерном строю третьим.