Зарисовки на запотевшем стекле (сборник)
Шрифт:
Потрясённые рассказом, дети не заметили, как дошли до Смоленской церкви. За ней открывался вид на реку. Внизу прямо у воды стояла построенная в 16 веке немного мрачная и одинокая церковь Козьмы и Демьяна. Взоры гуляющих теперь были устремлены к реке. Её разлив и величественное плавное движение крупных, оторвавшихся от берега тёмных льдин и кое-где нагромождений мелких остатков льда завораживало своим спокойствием непрерывного движения. Было в нём что-то от бесконечного движения вселенной. Надя с тревогой увидела среди движущегося льда остатки вырванных деревьев и даже небольших строений. Они медленно двигались, пока не превращались в чёрные точки и скрывались за мостом. На почерневших льдинах у берега важно ходили чёрные грачи и клевали, внимательно
– Надя, а тебе не кажется, что река стоит на месте, а нас куда-то плавно относит в сторону? – тихо произнёс стоящий рядом Лёня.
– Нет, мне… совсем не кажется это.
Пётр Александрович как всегда с улыбкой отрады смотрел на своих взрослеющих детей.
Мария Константиновна была любимицей и единственной дочерью богатого в городе купца первой гильдии Жадина. Как и все в этой семье, с раннего детства она была приучена самозабвенно и с любовью от зари до зари трудиться по мере сил и способностей. Когда в доме появился молодой окончивший коммерческое училище приказчик Александр, ей было почти двадцать четыре, но она сохранила девичью красоту и детскую непосредственность. Многие сватались к ней, полагаясь на большое приданое, но душа ее не лежала к замужеству, и не хотелось покидать родное тепло гнезда, да и ничто не могло заменить любовь родителей и домочадцев. Может быть, своеобразное затворническое воспитание, ориентированное на православие и любовь к строгому укладу жизни в родительском доме было причиной запоздалой любви. Молодому приказчику было двадцать, поражала его честность, невероятная работоспособность, высокий рост, стройная фигура, какая-то особенная статность сильной воли, темно-карие умные глаза и не по годам сильно развитое чувство собственного достоинства. Отец им был очень доволен: особенно завораживало его умение самоотверженно работать, увлекать и заставлять работать окружающих. Через полгода отец уже доверял ему участвовать в самых смелых сделках. Приглянулся Александр и ей. Позднее Маша узнала, что он, сын небогатого, скоропостижно скончавшегося с неоплаченными долгами купца, и почти все свое жалование тратит на их погашение. Не будучи совладельцем и правопреемником своего отца, можно было отказаться от оплаты, но это было не в характере Александра. Из самых высоких побуждений она предложила ему свои скромные сбережения. Александр был поражен и сначала воспринял ее непосредственность, как посягательство на свою самостоятельность и гордость. Он с возмущением отказался, но, взглянув ей в глаза, застенчиво раскраснелся. Так начался роман. Отец, видя влюбленные взгляды молодых, воспринял это как благодарение Божье и не тянул со свадьбой, купил им новый двухэтажный дом с надворными постройками и пятнадцать тысяч серебром передал своему зятю в качестве приданого.
Сыграв свадьбу, молодые зажили окрыленные любовью и уверенные в своем успехе.
Александр завел свое дело и был весь в работе. Полностью погасив долги отца, он сохранил доброе имя, что было немалым кредитом в купеческих кругах: в двадцать пять – он уже владелец торгового дома и в тридцать два покупает скорняжную фабрику, продукция которой способствует снижению издержек на закупку сырья для торговли обувью, мануфактурой, одеждой. Товары самые разнообразные и модные привозили из Москвы, Санкт-Петербурга, Парижа, Англии, Голландии, а закупаемые в Сибири меха после специальной выделки отправляли в обратном направлении. Дела шли успешно.
Мария Константиновна первое время в целях экономии сидела за кассой в магазине, вела учет счетов, не забывая про хозяйство в доме: ничто не ускользало от ее глаз, и везде слово ее было веским разумным и непререкаемым в равной степени, как для мужа и детей, так и для служащих и прислуги.
Только настоящие хозяева знают, какой это тяжелый труд держать на своих плечах дом. Ни одна мелочь или продукт не мог пропасть: все шло в дело или передавалось бедным, ведь расточительство, так же как неумелость и нерасторопность, ведшая к потере или порче продуктов труда, считались большим грехом. Мария с большой ответственностью занималась в городе общественной работой по попечительству бедных, оказывала посильную помощь
При этом она сумела родить девятеро детей: семь мальчиков и две девочки. Обе девочки и три мальчика умерли в младенчестве и один мальчик в отрочестве из-за болезни сердца. Три оставшихся сына стали взрослыми и получили хорошее образование, имели практику торгового дела в Париже и Лондоне. Но когда вдруг в 1908 году скоропостижно от кровоизлияния в мозг в возрасте пятидесяти двух лет умер ее муж, она впервые подумала, что может в этих потерянных детях, остался характер ее и Александра – волевой, сильный и требовательный, насыщенный страстью преумножения, преодоления и напоенный трудом прошлых поколений.
Она часто с благоговением смотрела на последнюю фотографию, сохранившую строгую стать своего избранника в генеральской шинели, право на ношение которой он получил от Городской Управы за богатые общественные пожертвования, исполнение должности председателя сиротского суда и активное участие в организации многочисленных городских строительных сооружений.
– Как многое успел он за свою недолгую жизнь, проявив себя незаурядной личностью и умножив капиталы во много раз, – думала она часто.
После смерти мужа она некоторое время помогала старшему сыну Валентину окрепнуть в качестве хозяина унаследованного торгового дома. Мальчиком он был тихим и скромным, хорошо учился, интересовался литературой и историей. Был и хорошим помощником отцу, и после его смерти, имея самый большой опыт в торговле, как старший сын должен был продолжить дело. Подобрав ему жену из благопристойной семьи Зворыкиных, она помогла ему купить отдельный современный дом с усадьбой и предоставила полное право самостоятельно продолжать дело своего мужа.
Средний сын, Георгий, не захотел заниматься торговлей и, получив от матери немалую материальную поддержку, уехал в Москву еще при жизни отца, где окончил юридического факультет Московского университета, работал адвокатом, в начале Первой мировой войны был мобилизован офицером и находился на фронте. Младший, Петр, имел мягкий характер и, не стремясь к самостоятельности в делах торговли, помогал Валентину работать в магазине. Все сыновья почтительные, не пьющие и не курящие были женаты на тщательно отобранных матерью невестах из уважаемых в городе семей и жили самостоятельно.
Сама же она осталась в своем доме, купленном отцом в приданое к ее свадьбе, и жила там с семьей младшего сына.
Более тридцати лет прожила она здесь, сначала молодой женой, начинающей, а потом твердой хозяйкой, и, наконец, заботливой матерью и бабушкой своим внукам. Могло казаться странным, что здесь за ней твердо закрепилось необычное имя – Кока. Оно было по-своему простое и жесткое, требовательное и доброжелательное. Никто в доме точно не мог сказать, откуда оно родилось. Хотя это имя могло происходить из просторечья потому, что она часто сама крестила детей своих сыновей. Но прислуга, особенно кто, постарше помнила, что так называл ее молодой хозяин, и, не понимая его смысла, по-своему воспринимала это имя, как начало двух слогов на букву «к» в общепринятом мнении «Константиновна знает, как надо». И это было похоже на правду, если бы не сама Мария Константиновна, которая помнила, как ее любимый муж в медовый месяц однажды назвал ее по-французски «Coca», что означает наркотическое, одурманивающее растение. Он никогда в жизни не курил и если выпивал, то очень мало и редко. Об употреблении наркотиков тогда знали лишь из романов и восточных сказок. Ей это понравилось потому, это было очень романтично. Как сказали бы современные молодые люди, это было «клево».
И когда внучка обратилась с простым и естественным вопросом:
– Почему тебя так странно и необычно зовут – Кока? Никого так не зовут, только тебя. Бабушка, это какое-то детское имя.
Она нежно и задумчиво промолчала и прижала ее к себе. Сладкий запах бабушкиного платья был единственным ответом, и необычное имя навсегда осталось загадкой для маленькой Нади.
Не принято было тогда раскрывать душу даже близким. Хоть и хотелось поделиться именно с ней, но слишком мала.
Только в этой хрупкой маленькой дочери своего младшего сына она чувствовала родственную, похожую на свою душу.