"Зарубежная фантастика 2024-8". Компиляция. Книги 1-22

Асприн Роберт Линн

— Встретил полковника Жеральдина, — начал Годелл, — на Холборн-стрит. Назвался чужим именем. Было уже поздно, и вечер казался скучным. Мы решили это исправить, но лишь потратили хорошие денежки на дурное шампанское. Один тип взялся нам поведать многообещающую историю о тяжелой депрессии некоего травника, державшего аптеку на Воксхолл-Бридж-роуд. Но выяснилось, что этот тип — второй тип, травник то бишь, — уже давно мертв. Повесился с полгода тому на собственных гетрах, так что и рассказчик оказался не на высоте. Хотел бы я сообщить, что он имел добрые намерения, да на самом деле лишь собирался и дальше дуть наше шампанское… Не успел он нас покинуть, как вошли два крайне примечательных человека. Выряжены словно для работного дома, но на лицах у обоих — ни кровинки. Кожа цвета лягушачьего

брюха. И оба не имели представления, где находятся. Ни малейшего. Взгляд рассеянный, точно оба чем-то одурманены, так скажем. Так мне тогда подумалось. Жеральдин заговорил с тем, что покрупнее, но этот тип даже не ответил. Только молча уставился на него. Без непочтительности, прошу заметить, ничего такого. Просто ни намека на ясное сознание.

Капитан покачал головой и выбил в медную чашу пепел из своей трубки. Взглянул на часы над прилавком — почти половина одиннадцатого. Дождь унялся. Не было заметно капель, сползавших по освещенному колпаку уличного фонаря. Со стороны Джермин-стрит между тем послышались чьи-то неспешные шаги. Затихли. Капитан Пауэрс усмехнулся, и Теофил Годелл едва заметно кивнул в ответ. Возобновясь, звук шагов отвернул к дому Кибла, наискосок через улицу. Могло статься, это шагал Лэнгдон Сент-Ив, завернувший к игрушечнику обсудить свой короб-оксигенатор [15] . Но нет, Сент-Ив остановился бы, завидев свет. Ему уже следовало пообщаться с Кракеном и думать теперь о кораблях, прилетевших с иных планет. Это кто-то другой.

15

Устройство для насыщения воздуха кислородом.

На мостовую напротив легла чья-то сгорбленная тень — горбатая тень, если быть точным, — и поспешила мимо газового фонаря, чтобы раствориться во тьме, но капитан уже был уверен, что там она и остановится. Пять ночей подряд одно и то же.

— Этот ваш горбун уже на той стороне, — сказал капитан Годеллу.

— Вы уверены?

— О да, точно он. Так и будет бродить вокруг, покуда я не погашу свет.

Годелл кивнул и возобновил свой рассказ:

— Итак, мы с Жеральдином последовали за странной парочкой через полгорода, до самого Лаймхауса, где те скрылись в пабе под названием «Кровяной пудинг». Мы, как сообразили, что заведение полным-полно таких же бесцветных людей, ушли сразу. Мы выделялись средь них, точно два гиппопотама. При этом не могу сказать, чтобы хоть кто-то обратил на нас внимание, кроме него.

Годелл повел бровью в сторону улицы.

— Тоже горбун в любом случае. И пусть я незнаком с этим Нарбондо, вполне допускаю, что это был именно он. Если глаза мне не солгали, он поедал еще живых птиц. Такое зрелище после шампанского, выпитого под копченую сельдь, крепко сбило нас с толку, надо признаться, и я был бы счастлив совершенно о нем забыть, не вовлеки вы меня в эти ваши делишки. Он все еще там?

Капитан кивнул. Ему видна была только тень горбуна — неподвижная, точно куст, едва различимая на стене дома.

Новые шаги приближались под аккомпанемент беззаботного и слегка фальшивого посвистывания.

— Хватайте шляпу! — вскакивая, распорядился капитан Пауэрс. Потянувшись вперед, он прикрутил лампу, и лавка погрузилась во тьму. В то же самое время, целеустремленно шагая к дверям Кибла со своим пакетом бумаг, на перекрестке показался Лэнгдон Сент-Ив, исследователь и изобретатель.

Тогда же горбун — доктор Игнасио Нарбондо — сгинул без следа. А Годелл бросился к двери, торопливо махнув Пауэрсу, нырнул в темноту и устремился на восток по Джермин-стрит, в сторону Хеймаркет. На другой стороне улицы Уильям Кибл распахнул дверь и радушно приветствовал Сент-Ива, который с изумлением всматривался в спешившую прочь от внезапно померкшей табачной лавки темную фигуру. Пожав плечами, ученый обернулся к другу, и обоих поглотила внутренность дома Кибла. Дела капитана всегда представлялись загадочными.

Улица была безмолвна и сыра, свежесть дождя на мостовой пропитала воздух табачной лавки, ненадолго напомнив капитану о брызгах морской пены

и тумане. Но спустя мгновение морок рассеялся, унося с собою видение призрачных морских просторов. Капитан Пауэрс стоял в своей лавке, погруженный в раздумья; ленивый завиток дыма поднимался в темноте над его головой. В спешке Годелл забыл свою трубку. Утром он непременно вернется за ней, будьте уверены.

Неожиданный тихий стук в дверь заставил капитана вздрогнуть. Он ждал позднего гостя, но плетущиеся в ночи интриги могли вселить страх даже в статую. Пройдя ко входу, он потянул на себя тяжелую дверь; там, в тусклом свете уличного фонаря, стояла женщина в плаще с капюшоном. Она торопливо прошла в лавку, проскользнув мимо капитана, и Пауэрс притворил за нею дверь.

Вслед за Уильямом Киблом Сент-Ив поднялся тремя лестничными пролетами выше, в захламленную мастерскую. Поленья горели в железном коробе, дымом уносясь в ночь через сложенную из керамической плитки трубу, и огонь был такой, что в комнате, хоть и просторной, было душновато и почти жарко. Впрочем, в такую промозглую ночь тепло приятно бодрило, заодно помогая испаряться брызгам дождя, летевшим в комнату мимо черепиц крыши. Под самым коньком крыши — как раз над огнем — по соседству с витражным оконцем свесил свои исполинские листья инопланетного вида оленерогий папоротник, и капли воды, ползущие вдоль плохо законопаченной рамы, сочились с подоконника прямо в замшелый, прогнивший ящик, служивший растению домом. Почти ежеминутно, как только воды набиралось достаточно, из-под ящика низвергался маленький водопад, с шипеньем пара орошая раскаленный короб.

Почерневшие стропила круто уходили вверх, поддерживаемые несколькими большими балками, тянувшимися на все двадцать футов ширины мансарды и дававшими приют несметному количеству мышей, возившихся в мусоре и бегавших среди опор, подобно деловитым эльфам. С балок свисали всяческие чудеса: крылатые чудища, деревянные динозавры, маски из папье-маше, причудливые воздушные змеи и деревянные же ракеты, гуттаперчевая голова обезьяны с изумленным выражением на перекошенной мордахе, огромная стеклянная сфера, наполненная множеством крохотных резных фигурок. За долгие годы, проведенные под этими балками, ярко окрашенные воздушные змеи в форме экзотических птиц и глубинных рыбин заросли паутиной и пылью, кое-где покрылись бурыми пятнами грязной дождевой воды. Немалые куски давно отъели мыши и тараканы, устроившие себе укромные жилища в руинах подвешенных диковин.

Половицы красной сосны были, однако, чисто подметены; бесчисленные инструменты, висевшие над двумя верстаками, хоть и не создавали впечатления порядка, все же поддерживались в отменном состоянии, они тускло поблескивали начищенными медными и стальными деталями в мерцании полудюжины настенных светильников из дерева и стекла. Кашляя в рукав, Кибл смахнул кучку лиловых ракушек и калейдоскоп с одного из верстаков, а после обмел его щеткой конского волоса, чья изящная резная ручка изображала растянувшуюся в прыжке лягушку.

Сент-Ив громко восхитился щеткой.

— Нравится, да? — спросил Кибл.

— И весьма, — подтвердил Сент-Ив, большой поклонник философии Уильяма Морриса [16] в отношении гармоничного сочетания красоты и пользы.

— Нажмите на нос.

— Прошу прощения?

— На лягушачий нос, — терпеливо пояснил Кибл. — Ну же, жмите. Ткните кончиком пальца.

Сент-Ив нерешительно повиновался, и верх лягушечьей головы, от носа до середины спинки, скользнул внутрь тулова, открыв длинную серебряную колбу. Кибл вытянул ее из полости, отвинтил крышечку на конце, нашарил два стакана за грудой деревянной стружки и разлил две равные порции спиртного. Сент-Ив был потрясен.

16

Моррис, Уильям (1834–1896) — английский поэт, писатель-утопист, художник и дизайнер, лидер «Движения искусств и ремесел» — художественного течения Викторианской эпохи, стремившегося противопоставить самобытное ручное творчество индустриализации буржуазного общества.