"Зарубежная фантастика 2024-9". Компиляция. Книги 1-19

Шустерман Нил

— Это чересчур глубоко для меня, — покачал головой Декад о.

— Я знаю. Но надеюсь, что когда-нибудь ты поймешь. Я до этого не доживу. Но я буду за тебя молиться.

— Ну вот, теперь пошли мрачные речи. Ничего, перед боем такое бывает.

— Это не просто речи, Декадо. Завтра — мой последний день на этой земле. Я знаю. Я видел. Это не страшно... Я надеялся только, что нынче ночью ты убедишь меня, что я был прав — по крайней мере с тобой.

— Что ты хочешь, чтобы я сказал?

— Ты ничего не можешь сказать.

— Значит, я не смогу помочь тебе. Ты знаешь, какую жизнь я вел до встречи с тобой. Я был убийцей и находил в смерти

радость. Не хочу показаться слабым, но я никогда этого не хотел — такой уж я от природы. Менять себя у меня не было ни сил, ни охоты. Понимаешь? Но потом я чуть не убил человека, которого любил. И пришел к тебе. Ты дал мне убежище, и я был благодарен за это. Теперь я вернулся туда, где мне и место, — под рукой у меня меч, и враг тоже недалеко. Я не отрицаю существования Истока. Я только не могу понять, какую игру он ведет, позволяя цескам этого мира жить и благоденствовать. Да и понимать не хочу. Пока моя рука сильна, я буду биться со злом, которое воплощает собой Цеска, и если в конце концов Исток скажет: «Декадо, ты не заслужил бессмертия», — я отвечу: «Будь по-твоему» и ни о чем не пожалею. Если ты в самом деле погибнешь завтра, как говоришь, а мы, остальные, останемся живы, я присмотрю за твоими молодыми воинами. Постараюсь удержать их на твоем пути. Думаю, они тебя не подведут. Да и ты тогда окажешься вблизи своего Истока — авось он не откажет подать нам руку помощи.

— Но что, если я ошибался? — спросил настоятель, крепко сжав руку Декадо. — Что, если я воскресил Храм Тридцати лишь под влиянием собственной гордыни?

— Я не знаю, Абаддон. Но ты делал это с верой и не искал никакой корысти. Если ты даже и заблуждался, твой Бог простит тебя. А если не простит, то в него и верить не стоит. Если бы кто-то из твоих монахов провинился, разве ты не простил бы его? Выходит, ты милосерднее своего Бога?

— Не знаю. Я больше уже ни в чем не уверен.

— Как-то раз ты сказал мне, что уверенность и вера — разные вещи. Храни веру, Абаддон.

— Нелегко это, Декадо, в день своей смерти.

— Почему ты пришел с этим ко мне? Я не могу тебе помочь обрести веру. Почему ты не поговоришь с Катаном или с Аквасом?

— Мне казалось, ты поймешь.

— Нет, я не понимаю. Ты всегда был таким уверенным — от тебя веяло гармонией, покоем. В твоих волосах сияли звезды, и слова были полны мудрости. Неужто все это было видимостью? Или сомнение пришло внезапно?

— Однажды я обвинил тебя в том, что в своем саду ты прячешься от жизни. Так вот, я тоже прятался. Легко победить сомнения, когда тебя окружают прочные монастырские стены. У меня были мои книги, мои ученики, и я думал, что совершаю великое дело на благо Света. Но после гибели людей все стало другим. Те пятьдесят человек, что схватили Райван, были напуганы и хотели жить, мы же выгнали их из города на равнину, где их убили. Мы не дали им попрощаться с женами и детьми — просто погнали их, как скот на бойню.

— Теперь я понял, — сказал Декадо. — Ты видишь в нас Белых Храмовников, борцов со Злом, что идут на битву в серебряной броне и белых плащах, под радостные клики народа. Так вот, Абаддон, — это дело несбыточное. Зло живет в грязной яме, и чтобы сразиться с ним, нужно вываляться в грязи. На белых плащах грязь виднее, чем на черных, и серебро от нее тускнеет. Теперь оставь меня и обратись к своему Богу — Он даст тебе лучший ответ.

— Ты помолишься за меня, Декадо?

— С какой стати Исток будет слушать меня, если тебя не слушает? Молись за себя сам!

—

Пожалуйста! Сделай это для меня.

— Хорошо. Но теперь ступай и отдохни.

Старик ушел в темноту. Декадо снова лег и стал смотреть в светлеющее небо.

11

Солнце взошло в кровавом зареве. Тенака-хан стоял на взгорье близ выхода на равнину. С ним была сотня воинов, вооруженных луками, мечами и топорами. Лишь у тридцати из них были щиты, и Тенака поставил их на открытом месте у входа в долину. По обе стороны маленького отряда высились горы, позади Улыбка Демона расширялась, переходя в поросшие лесом холмы.

Бойцы теряли спокойствие, а Тенака не находил слов, чтобы приободрить их — они же сторонились надирского воина и бросали на него подозрительные взгляды. Они согласились сражаться под его началом только потому, что Райван попросила их об этом.

Тенака заслонил рукой глаза и увидел, что Легион приходит в движение. Он уже различал блистающие на солнце наконечники копий и отполированные панцири.

После «Дракона» Легион считался лучшей боевой единицей Дреная. Тенака вынул меч и попробовал лезвие на большом пальце. Потом взял брусок и наточил клинок еще раз.

— Удачи, генерал! — сказал, подойдя, Галанд.

Тенака усмехнулся в ответ и обвел взглядом свое воинство. Люди ждали с суровыми, решительными лицами — видно было, что уж эти-то не дрогнут. Вот уже многие столетия такие, как они, отстаивали Дренайскую империю, давая отпор величайшим армиям мира: ордам Ульрика, Бессмертным короля Горбена и свирепым вагрийским всадникам во времена Хаоса.

Теперь они снова столкнулись с непосильной задачей.

Грохот копыт по сухой равнине докатился до гор и ударил в уши, подобно барабанам судьбы. Слева от воинов со щитами сын Райван, Лукас, наложил на лук стрелу, сглотнул и вытер рукавом лоб. Не странно ли — с лица так и льет, а во рту сухо. Он оглянулся на надирского генерала — тот стоял спокойно, с мечом в руке, устремив лиловые глаза на приближающихся всадников, и на лбу у него не было ни капли пота.

«Вот ублюдок, — подумал Лукас. — Ничего человеческого в нем нет!»

Всадники доскакали до склона перед входом в Улыбку, и их кони немного замедлили бег.

Одинокая стрела вылетела им навстречу и упала шагах в тридцати от строя.

— Без приказа не стрелять! — проревел Галанд, бросив взгляд на невозмутимого Тенаку.

Всадники продвигались вперед с копьями наперевес.

— Огонь? — спросил Галанд, когда передовые легионеры проехали мимо первой стрелы. Тенака покачал головой. — Вперед смотреть! — крикнул Галанд, видя, что лучники беспокойно поворачивают головы в ожидании команды.

Легионеры ехали строем в двадцать пять рядов по пятидесяти человек. На взгляд Тенаки, расстояние между рядами составляло шесть лошадиных корпусов. Атака велась по всем правилам.

— Огонь, — сказал он.

— Огонь! Задайте им жару! — вскричал Галанд, и сотня стрел сверкнула на солнце. Залп обрушился на лошадей первой шеренги. Кони с визгом вставали на дыбы и падали, сбрасывая всадников на камни. Второй ряд заколебался, но расстояние было велико, и легионеры направили коней так, чтобы не топтать упавших. Лучники дали второй залп, убивая и калеча лошадей второй шеренги. Ошеломленные всадники поднимались на ноги, и тогда в их беззащитные тела вонзались новые стрелы. Но атака продолжалась. Вот уже легионеры почти вплотную приблизились к заслону.