Зарубежный детектив

Грейди Джеймс

Болек молчал.

— У нее было хорошее место, которое она из-за вас потеряла. Вы ее втянули в скверную историю.

— Я сожалею, — это прозвучало слишком равнодушно. — Я всегда думал, что самое главное еще впереди, еще не началось, — добавил он.

— Запасались опытом?

Он кивнул.

— Пожалуй, да. Зося подходила ко всему очень серьезно. Теперь я понимаю, что поступал очень плохо.

— Когда вы познакомились с Золотой Аней?

— Как-то в конце апреля. Видел ее часто в кафе «Гранд», хотелось пофлиртовать...

Я думал о ней. Она казалась мне той девчонкой, которая мне нужна...

— Что это значит?

— Скажу честно: хотелось попробовать другой жизни...

— Начитались про гангстеров, что ли?

Болек презрительно скривил губы.

— Я думал, что я лучше их.

— Кого их?

— Приятелей Ани. Я понимал, что наибольший шанс у тех, кого не знает милиция.

— Поэтому и не назвали Ане свое настоящее имя?

— Да. Я хотел для начала добыть немного денег!.. — воскликнул он. — Никогда бы больше не сделал этого!..

— Почему же?

— Не знаю. У меня были разные планы, — сказал он на этот раз честно. — Я бывал на автомобильной бирже, в банке Всеобщей сберегательной кассы... Если есть немного денег, то можно с чего-то начать...

— Прекрасные планы!

— Ушел бы тогда от тех людей... И никогда бы на глаза им не попадался!

— Наив!

— Я не наивный, — возмутился Болек. — Необязательно входить в конфликт с законом, если хочешь заработать немного денег, уже имея небольшой капитальчик...

— А вам не пришло в голову, что надо работать?

— Надо работать, — повторил Болек.

— Когда у вас возникло намерение ограбить виллу Ладыня?

— В начале мая. Узнал, что они уезжают в отпуск в Венгрию.

— От кого?

— От жены Ладыня. Я познакомился с ней как-то в кафе, мы были с Зосей. Потом звонил ей.

— Жене Ладыня?

— Да, — сказал он тихо. — Я, естественно, натрепал ей, что она произвела на меня неизгладимое впечатление... Женщины это любят. И мы с ней договорились встретиться...

— А Зося?

— Не знала, разумеется. Я же не исповедовался, — сказал он вдруг со злостью.

— Сколько раз встречались с женой Ладыня?

— Не помню. Раза четыре или пять.

— Где?

— В кафе. Дважды у нее дома.

— Прекрасно. Она была вашей любовницей?

— Обязан ли я отвечать на этот вопрос?

— Вы уже ответили. И от нее узнали подробно, когда они уезжают?

— Да.

— Она не говорила вам, что дома остается домработница?

— Нет. Домработница должна была убрать только перед их возвращением.

— Это значит, что вы действовали наверняка? Циклон и Желтый Тадек одобрили ваш план?

— Да, — он снова посмотрел на Кортеля. — Это болваны, пан капитан. Я предупредил их, что после этого налета не хочу их видеть. Клянусь, это был бы первый и последний раз.

— А что вы сказали Золотой Ане?

— Ничего. Правда, ничего. Девушек не стоит посвящать в такие дела.

Подробный рассказ Окольского с момента ограбления не отличался от показаний Желтого Тадека и Циклона.

— Когда вы вошли в кабинет, — продолжал далее Кортель, — там горел свет?

— Да.

— Не лгите, помните, что ложь — против вас.

— Я говорю правду. Горела настольная лампа. Сначала... я увидел лампу, она освещала только незначительное пространство около стола, и лишь потом...

— Постойте. Назовите все предметы, которые вы увидели на столе.

Окольский закрыл глаза: веки у него были красные, опухшие.

— Лампа. Конечно... пепельница. Очень большая... Еще стаканчик для карандашей. И все... Больше не помню... Да, ящик стола был отодвинут...

— Войдя в кабинет, вы сначала посмотрели на стол, а потом?

Болек тер лоб рукой.

— На стул.

— Какой стул?

— Посреди комнаты лежал перевернутый стул.

— Вы уверены?

— Клянусь!

Кортель помнил, что, когда он вошел в кабинет, кресло было придвинуто к столу, а два стула стояли рядом с портьерой, закрывавшей балконные двери.

— Этот стул меня испугал, и тогда... я увидел...

— Подождите. А как стояло кресло?

Снова молчание.

— Было придвинуто к столу.

— Так... Увидели девушку... Вы утверждаете, что она лежала уже на полу... Опишите подробнее, как она выглядела.

— Не могу, — прошептал он. — Не могу! Я поглядел на нее... У нее были глаза открыты... Я закричал. И тогда Циклон прибежал в комнату.

— Циклон?

— Да.

— Вы уверены, что из тех двоих никто не входил до вас в кабинет?

— Я ни в чем не уверен! Ни в чем! — закричал он. — Я был в зале внизу, они тоже были там.

— Но вы же в кабинет вошли первым? Не отрицаете?

— Нет. — Лицо его сделалось бледным, покрылось потом.

— Что еще заметили на полу?

— Ничего.

— Подумайте хорошенько. Девушка лежала между дверью и столом, несколько в глубь комнаты, а рядом с ней?..

— Ничего, — сказал он. — Ничего, — повторил еще раз. Болек выглядел измученным.

— На сегодня хватит, — сказал Кортель. — Подпишите протокол.

Окольский стоял на пороге рядом с инспектором.

— Пан капитан, — почти прошептал он, — вы ведь не верите, что это сделал я? Не мог я ее убить... Зачем она должна была ждать нас в кабинете? Она там уже была... мертвая...

Между следователем и подозреваемым в какой-то момент возникает особая связь. Иногда они разыгрывают партию против себя самих, но бывает и так, что в определенных фрагментах поединка их усилия направляются к одной общей цели. Память преступника становится его собственным противником. Что Окольский увидел в кабинете? Чего он не может вспомнить? Перевернутый стул? Кто-то поднял его и поставил рядом с балконными дверями? Зачем? Кто? Пущак? Но тот, лично допрашиваемый майором, заявил, что стулья стояли так, как их увидела милиция.