Зарубежный детектив

Грейди Джеймс

Кортель ничего не обещал.

XVII

Он сидел в приемной, где редко бывал... Кортель еще не знал, зачем его вызвали сюда, и тем более не предполагал, что его ждет приятный разговор.

Утром он допросил Окольского и акт отослал прокурору. Кортель закрывал дело и хотел бы забыть о нем, но знал, что еще долго будет жить им. Окольский вошел в его кабинет спокойно, сел, как всегда, на стул и стал старательно протирать очки замшевой тряпочкой. Посмотрев через некоторое время на стол Кортеля, Окольский заметил вдруг статуэтку Будды.

— Узнаете? — спросил Кортель.

Он вскочил со стула. Нижняя челюсть вытянулась, сквозь толстые стекла очков инспектор увидел его расширенные

зрачки.

— Я не хотел убивать! — крикнул он. — Клянусь, что не хотел... — По его щекам текли слезы. — Не знаю, как это все произошло.

Он опустился на стул, закрыл руками лицо и плакал. Инспектор подумал, что, если бы Окольский не потерял голову в тот вечер и бросил статуэтку в Вислу или после не отдал ее Басе, как бы все повернулось?..

Но разве он, Кортель, поверил бы тому, что убил Рыдзевский? Нет, никогда бы не поверил. У защиты Болека были пробелы: слишком уж решительно он утверждал, что статуэтки не видел, а ведь Циклон, который вбежал в кабинет только на мгновение, заметил ее.

Он убил, хотя и не имел намерения... Развязка была проста... И почему так все усложнилось?

Инспектор думал о Рыдзевском, о Зосе. Что станет с ними, когда они окажутся на свободе? «Ничего, — сказала на это Бася, — они не будут вместе». А вдруг она окажется не права?

...Кортелю разрешили войти. Шеф, несколько моложе его, встал из-за стола.

— Садитесь, — сказал он. — Вы, кажется, являетесь специалистом по усложнению простых дел?

— Да, — серьезно ответил Кортель.

Шеф разразился смехом. Смеялся он громко и заразительно. Потом сразу стал серьезным.

— Хорошо, что признаетесь. Это большое достоинство. Вы вроде бы собираетесь жениться?

— Да.

— Женитесь, если вы смелый человек. А теперь... — Он позвонил и велел принести кофе. — Видите ли, ни Беганьский, ни я не знаем, является ли это дело, которое мы вам хотим поручить, на самом деле важным и вообще существует ли оно как таковое. Может, только серия странных случайностей... Может, несколько происшествий, не имеющих никакой внутренней связи... А может?.. Вы, конечно, догадываетесь, о чем идет речь?

— Догадываюсь.

— Так вот, два дня назад под колесами экспресса Варшава — Щецин, в нескольких километрах от Валча, погиб некий Вальдемар Репка. Считаю, что стоит расследовать обстоятельства его смерти. Они могут оказаться банальными. А может?..

Кортель подумал, что все начинается сначала.

ДЖЕЙМС ГРЕЙДИ

ШЕСТЬ ДНЕЙ КОНДОРА

РОМАН

James Grady. Six Days of the Condor.

СРЕДА

В четырех кварталах позади Библиотеки конгресса, сразу же за пересечением улиц Юго-восточной А и Четвертой, стоит трехэтажное — второе от угла здание — отделанное штукатуркой. Приютившееся среди других городских домов, оно вряд ли привлекло бы к себе чье-либо внимание, если бы не его цвет. Яркая белизна здания резко выделяется на фоне поблекших и выцветших соседних фасадов — красных, зеленых и грязно-белых. Кроме того, невысокая чугунная ограда и небольшой, хорошо ухоженный газон способствуют тому, что здесь царит атмосфера некоего спокойного достоинства, которого соседние дома полностью лишены.

Тем не менее, лишь очень немногие из прохожих обращают внимание на это здание. Для местных жителей оно давно уже стало неотъемлемой частью хорошо знакомого и привычного городского пейзажа. У сотен же чиновников, которые трудятся в расположенных на Капитолийском холме государственных учреждениях и в Библиотеке конгресса и каждый день проходят мимо, просто нет времени обращать на него внимание. Большинство туристов, что толпами бродят по окрестностям, также никогда не добираются до этого здания, так как оно расположено в стороне от самого холма. А те немногие, которые все же оказываются по соседству, попадают сюда, как правило, случайно, в поисках полицейского, чтобы тот помог им выбраться из этого пользующегося дурной славой района «повышенной преступности» под сень безопасности национальных памятников.

И все-таки, если какой-нибудь прохожий по странной случайности заинтересуется этим зданием и начнет внимательно рассматривать его, он не обнаружит в нем ничего примечательного или необычного. Вот прохожий остановился перед оградой. Вероятно, прежде всего он заметит за ней бронзовую доску (размером метр на полтора), установленную на газоне и извещающую, что в здании расположена национальная штаб-квартира «Американского литературно-исторического общества». Но в Вашингтоне, городе сотен достопримечательностей и штаб-квартир бесконечного числа организаций, подобным предназначением здания никого не удивишь. Если же прохожий неравнодушен к архитектуре и проявляет интерес к достижениям дизайна, то он почти наверняка будет заинтригован великолепной черной деревянной дверью, по непонятной причине изуродованной непропорционально большим дверным глазком. Если любопытство нашего прохожего не сдерживается его застенчивостью, то он, возможно, откроет калитку. При этом он, по всей вероятности, не обратит внимания на легкий щелчок магнитной защелки, которая является звеном в электрической цепи сигнализации. Затем несколько коротких шагов — и вот уже наш прохожий поднимается на крыльцо и нажимает кнопку звонка.

Если Уолтер пьет кофе в маленькой кухне, как это чаще всего бывает, или приводит в порядок ящики с книгами, или же подметает пол, то посетитель слышит неприятно резкий голос миссис Расселл, которая кричит «войдите!» перед тем, как нажать на своем столе кнопку, чтобы сработал автоматический замок.

Первое, что замечает посетитель, войдя в помещение штаб-квартиры общества, это царящие здесь исключительный порядок и чистоту. Когда он останавливается на нижней площадке лестницы, то его глаза находятся практически на одном уровне с крышкой стола Уолтера, на котором совершенно отсутствуют какие-либо бумаги. Если судить по передней стенке стола, изготовленной из пуленепробиваемой стали, он никогда для них и не предназначался. Когда посетитель, повернув направо, начинает подниматься по ступенькам лестницы, он видит миссис Расселл. В отличие от рабочего места Уолтера, ее стол завален бумагами, скрывшими под собой даже старенькую пишущую машинку. За этой кипой «переработанной древесины» восседает миссис Расселл. Ее редкие седые волосы, как правило, взъерошены и слишком коротки, чтобы придать хоть какую-нибудь привлекательность ее лицу. Брошь в виде подковки с выбитыми по ней цифрами «1932» украшает с левой стороны то, что можно назвать лишь подобием груди. Миссис Расселл беспрестанно курит.

Однако лишь немногим посетителям, за исключением почтальонов и посыльных, удается так далеко и беспрепятственно проникнуть в помещение штаб-квартиры общества. Эти немногие, после того, как испытующий взгляд Уолтера, если тот на месте, удостоверится в их благонадежности, поступают в распоряжение миссис Расселл. Посетителя, пришедшего по делу, она направляет к соответствующему сотруднику, убедившись, разумеется, прежде в том, что у посетителя имеется необходимое разрешение. Если же посетитель всего лишь один из «смелых и любознательных», то миссис Расселл прочтет ему пятиминутную, до одури скучную лекцию по истории создания общества, расскажет о целях и задачах литературного анализа, а также успехах и достижениях их ведомства. Потом она вручит посетителю несколько брошюр, которые он в общем не очень-то и жаждет получить, и заявит, что сейчас нет никого из сотрудников, кто мог бы ответить ему на возможные дальнейшие вопросы, и для получения дополнительной информации предложит направить письмо, не сообщив при этом, кому и по какому адресу. Затем она решительно произнесет: «До свидания!»