Зарубежный криминальынй роман. М. Спиллейн, В. Каннинг
Шрифт:
Я ни черта не видел. Слышать-то я их слышал отлично, но ни черта не видел. Постепенно глаза стали привыкать к темноте, и предметы начали обретать форму. Я разглядел лестницу и прошел к ней через комнату. Здесь мне стало еще лучше слышно: сдавленные рыдания женщины и злой голос мужчины. Я поднялся наверх, и звуки усилились. Перед комнатой в конце холла, дверь которой открывалась наружу, я смог даже разобрать отдельные слова.
Я ворвался в комнату и увидел их. Их обоих. Серво и Пэкмена. И Венеру.
Она лежала поперек диванчика, всхлипывала, закрыв лицо руками,
Если бы он не пытался вытащить из кармана револьвер, он смог бы уклониться от моего мощнейшего свинга. Я попал ему в зубы, и их обломки пробили губы и поранили костяшки моих пальцев. Серво врезался в стену с таким звуком, будто он упал с двадцатого этажа, и остался лежать на полу.
Эдди выглядел как сумасшедший убийца из фильмов ужасов. Он посмотрел на кровь на моем кулаке, потом взглянул мне в лицо. Безумная гримаса оголила его желтые зубы, и он пошел на меня, как и ночью. Как только он сделал первый шаг, я вдруг подумал, что он того же роста, что и человек, стрелявший в меня с крыши. Это первое. И второе: в руке у него блестело лезвие ножа, который он держал низко, как держат профессионалы, так что трудно было предугадать направление удара.
Я не стал пытаться выбить нож ногой, перехватить удар или подставить руки. Я вцепился в краешек подушки на диване и дал ему подойти ближе. Он был слишком взбешен, чтобы думать, и не видел, что я собирался сделать. Когда он выбросил вперед руку с ножом, я подставил подушку, а потом рванул на себя. Оставшись без оружия, он попытался бежать. Он очень старался, но запнулся за мою ногу и растянулся на брюхе. Я прыгнул ему на спину и стал заламывать руку. Сначала он кричал, потом орал, потом хрипел с пеной у рта. Потом оглушительно хрустнула, сломавшись, кость.
Как только это случилось — впрочем, может, я ошибаюсь, — Венера хрипло вскрикнула, и мне показалось, что кто-то содрал с меня скальп.
На этот раз, когда я очнулся, мне было значительно лучше, потому что в воздухе пахло цветами, а моя голова лежала на удобной подушке, которая при ближайшем рассмотрении оказалась ногой женщины. Надо мной склонилось лицо, одна половина которого горела от оплеухи, но все равно это было знакомое прекрасное лицо. Черный водопад волос падал с плеч, я коснулся их, а Венера, увидев, что я жив, улыбнулась, наклонилась и поцеловала меня.
— Он ударил тебя.
— Похоже, здорово.
— Пепельницей. Я крикнула, но…
— Ну, как я его разукрасил?
— Без зубов и весь в крови.
— А Эдди?
Венера еще раз улыбнулась, явно довольная.
— Ты сломал ему руку. Он продолжал кричать, когда Ленни тащил его на улицу. Он все порывался убить тебя и ругал Ленни, потому что думал, что тот уже прикончил тебя.
Я тоже захотел улыбнуться, но моя голова болела слишком сильно. Пепельница валялась на полу, тяжелая бронзовая пепельница, которая превратила бы мою голову в жиденькую кашицу, если бы не бинты, которые смягчили удар. Повязка была разорвана
Я покрутил головой и посмотрел на нее.
— Как вышло, детка, что наши друзья оставили меня умирать и не попытались избавиться и от тебя?
— Ты, наверное, еще не очухался, мужчина. В этом городе ты можешь спокойно убить, и это сойдет за самооборону, особенно если имеется под рукой свидетель, который расскажет, как убитый первым набросился на тебя.
— Ты должна была выступить этим свидетелем на суде?
— Жизнь смешная штука. Я еще надеюсь вырваться отсюда и пожить там, где не будет Ленни.
Я опустил голову и закрыл глаза.
— Что они хотели от тебя?
— Спрашивали, почему я якшаюсь с тобой. Они думали, что я имею отношение к тому, чем ты занимаешься.
— Так, так.
Она пробежала пальцами по моему лицу, ласково погладив его.
— Тебе очень плохо?
— Не намного хуже чем обычно.
— Точно?
— Угу.
Венера просунула обе руки мне под голову и осторожно переложила ее на подушку. Затем что-то сделала с лампой, и ее яркость стала уменьшаться, пока не остался лишь слабый намек на освещение — такое бывает в комнате при зарождающемся рассвете.
Она встала и включила магнитофон, двигаясь томно и расслабленно. Стоя перед ним, она принялась раскачиваться в такт тихому, но напряженному ритму нескольких барабанов.
— Я знаю вещи, которые будут тебе интересны.
— Какие вещи?
Она сделала два быстрых шага и изящно повернулась, так что платье поднялось и закружилось. На мгновение на фоне черной ткани мелькнули белизной ее стройные ноги.
— Ты знаешь, что такое Серво и его «Бизнес-Группа»?
— Я представляю, что это такое. Они — исполнители, он — денежный мешок и хозяин.
Барабаны били одиночными пульсирующими ударами, как сердце хорошо тренированного спортсмена после разминки. Она стояла в напряженной позе, расставив ноги, потом по ее телу пробежала мягкая плавная волна. Я видел, что ее полузакрытые глаза смотрят на меня, а рот слегка улыбается. Через секунду ее руки потянулись к пуговицам на спине.
Каждое слово произносилось в такт барабанному бою и движениям ее тела.
— Они контролируют заведения, подобные моему. В ночных клубах устроены задние комнаты, куда мужчинам, когда потребуется, доставляют девочек. Там установлены скрытые камеры, так что у Серво всегда есть материал для шантажа.
Она выскользнула из платья и перекинула его на руку, прячась за ним, как за занавеской, которая слабо раскачивалась из стороны в сторону. Все произошло так быстро, что я не успел понять, как она это проделала.
Прикрываясь платьем, она, тем не менее, дала мне увидеть блестящий клинышек, держащийся на бедрах. Еще одна блестящая полоска чуть прикрывала ее груди. Упругие. Волнующие. Мне стало трудно говорить. Я еле выдавил:
— Что еще?
— Серво был нищ, когда приехал в город. Кто-то поставил его здесь на ноги.