Заря над Араксом
Шрифт:
— Хорошо, — внезапно согласился он. — Я уйду. Ты сможешь стартовать. Дай мне несколько минут, чтобы отойти на безопасное расстояние. Не хотелось бы сгореть в огне планетарных двигателей, — добавил он, заметив, как насторожились, потемнели ее глаза.
Она некоторое время молча смотрела на фантом Рауля, а затем медленно кивнула.
Он очнулся.
Внешний люк корабля уже начал медленно закрываться, трап втягивался внутрь.
Нужно было торопиться, бежать отсюда, но Рауль, подчиняясь внезапному порыву, шагнул к
Это было все, что он мог сделать для нее в сложившейся ситуации.
Старт корабля не зафиксировала у и одна система слежения.
Он исчез, будто его и не существовало.
Планета Эрес. Несколько недель спустя
Наша жизнь постоянно меняется.
Перемены приходят по-разному, иногда незаметно, крадучись, а порой все случается иначе — неожиданно, болезненно, взрывообразно.
Рауль лежал в постели, но сон не шел.
Он думал Мысли копились в душе, невысказанные, противоречивые, калейдоскоп образов кружил перед внутренним взором, отнимая саму возможность уснуть.
Он сотни раз входил в контакт с кибернетическими системами, выигрывал непостижимые для рассудка обычного человека схватки, но никогда на его жизненном пути не вставал человек с равными возможностями.
Шелест думал не о поражении — его до глубин души потрясло слияние двух рассудков.
Теперь, после всего пережитого, в нем осталась частица ее мыслей, памяти, измученной и опустошенной души. Пусть все перечисленное было облечено в форму обрывочных фрагментарных воспоминаний, но, так или иначе, частица ее сознания тлела в нем, будто непогашенный уголек подернувшегося пеплом костра.
От этого вдребезги разлеталось былое мироощущение, приходили новые чувства, рождались иные животрепещущие вопросы.
Он медленно, день за днем, ночь за ночью, на протяжении месяца погружался в пучину собственного сознания, находя, собирая в нем крохи ее воспоминаний.
Рауль понимал, что изменился. Его тревожили вопросы, совершенно не относящиеся к Эресу. Он перестал нормально спать, не мог больше вести спокойный, размеренный образ жизни.
В первые сутки после инцидента с браконьерами он вообще не ощущал себя как личность.
Голова разламывалась от изматывающей, непроходящей боли, против которой были бессильны медицинские препараты. После обрушившихся на него ударов, которые едва не стерли рассудок. Рауль находился на грани сумасшествия — его мироощущение было разбито, куда бы он ни смотрел, в предметах и явлениях не виделось смысла.
Потом это постепенно начато проходить. Он нашел лишь одно сравнение — контузия, но не физическая, а моральная.
Чтобы не сойти с ума, он принялся заново воссоздавать свою память, и постепенно сознание пришло в норму, но оно уже было не тем, что прежде.
Потом, много дней спустя, у него начались странные галлюцинации.
Рауль уже не пугался этого. Он вообще перестал бояться чего-либо, будто инстинкт самосохранения был утрачен им среди мрачного виртуального пространства растерзанной души мнемоника.
Явления, которые он условно называл галлюцинациями, делились на два типа.
Во-первых, он начал вспоминать события на Треуле, произошедшие отнюдь не с ним, а с Дашей.
Это еще можно было понять. Смутные поначалу видения со временем обретали четкость и проходили осмысление уже в ином сознании. Шелест видел то, что ускользнуло в свое время от Даши, многие детали, проявившиеся в обрывочных воспоминаниях, несли для Рауля совершенно иной смысл.
Особенно тревожно становилось на душе, когда глубины памяти вдруг выталкивали на поверхность сознания образы тех машин, что атаковали колонию.
Даша Лоури воспринимала их как странные механизмы необычной формы, но Шелест, прекрасно владеющий вопросом классификации кибернетических систем и их механических оболочек, понимал: данные механизмы не могут быть идентифицированы. Ни одна база данных не содержала их описания и технических характеристик. В то же время они не принадлежав и к так называемым «реликтовым механоформам». Логриане, инсекты, дельфоны и хараммины даже в период расцвета своих цивилизаций производили ограниченное число механизмов, которые были хорошо известны капитану Шелесту.
Нет. Анализируя периодически появляющиеся образы, Рауль пришел к стойкому внутреннему убеждению — они не принадлежат иным цивилизациям. Некоторые технические решения, реализованные в конструкции их оболочек, являлись характерными для техники людей, но в совокупности они создавали образ абсолютно чуждый и непонятный…
Второй тип видений вообще не находил логического объяснения.
Они, как правило, появлялись внезапно, бессистемно, были краткими, будто вспышки.
Рауль видел странные картины.
Пейзаж был примерно одним и тем же: океан, фрагмент прибрежных дюн, иногда — огромные, сглаженные временем следы какого-то природного или, быть может, техногенного катаклизма: длинные оплывшие борозды глубиной в десятки метров, уходящие вдаль по бескрайней равнине. Они никак не ассоциировались с оврагами — слишком прямые для естественных процессов эрозии почвы, протянувшиеся на многие километры, изредка прерываемые похожими на оплывшие воронки углублениями.
Самое странное в этих видениях начало проявляться в последние дни.
Шелест мог наблюдать следы целенаправленной деятельности непонятных ему сил. Они выражались в свежих отвалах почвы, без малейшего намека на то, кто и с какой целью начал раскопки. Дважды он видел это же место ночью: из глубоких раскопов пробивался неяркий свет, по отвесным стенам прорытых шурфов перемещались искаженные тени, не дающие возможности определить истинную форму тех существ, что являлись их источником.
Откуда приходили эти видения, Рауль не знал. Его импланты принимали фрагменты информации, реализованные в стандартном машинном коде.