Заряд доблести
Шрифт:
Все они были ранены и истерзаны. Группа молодых людей продолжала медленно продвигаться по пещере, в темноту, в опасность, которая ожидала их впереди.
Глава двадцать вторая
Наступила холодная и черная ночь. Кендрик висел на кресте, то теряя сознание, то приходя в себя, мучимый беспокойными снами. Он видел своего отца, короля МакГила, окруженного белым светом, который улыбался ему; видел свою сестру Гвендолин, которую куда-то уводили; видел своего младшего брата Риса на небольшой лодке, уплывающей в море; видел королевский двор, объятый пламенем.
Кендрик медленно
Воины Империи сидели во дворе в узких кругах вокруг костров, которые прерывали темноту ночи. Они наклонились, потирая руки, делились вином и смеялись друг с другом, пытаясь согреться. Они были облачены в дорогие меха – меха, которые они украли у силесианцев. В то время как Кендрик висел на кресте, собираясь с силами, когда на него налетал очередной порыв холодного ветра, он понимал, что на нем всего лишь легкая рубашка и штаны. С него, так же, как и с остальных, сняли его лучшую броню и меха, оставив рыцаря замерзать до смерти, если боль не покончит с ним первой. Его зубы стучали, а руки приобрели синий цвет, но теперь ничто из этого не имело значения. Достаточно скоро он будет мертв.
Кендрик призвал на помощь достаточно энергии для того, чтобы повернуться. Он увидел рядом с собой одеревеневшую фигуру Колька, который теперь был мертв. Его глаза были открыты в предсмертной агонии, а из тела все еще торчало копье. Кендрика охватила ярость. Это был постыдный поступок врага без чести. Им следовало бы проявить порядочность и, сняв его тело, обеспечить ему надлежащее захоронение. Вместо этого они оставили Колька, этого прекрасного воина, висеть здесь, как обычного преступника, на всеобщее обозрение. Кендрик знал, что завтра станет следующим, но это его не волновало. Рыцаря больше заботили другие его друзья, которые висели рядом с ним, особенно Атмэ, находившийся всего в нескольких футах, не в силах что-либо сделать. Кендрик посмотрел на них, но в тусклом свете не смог понять, живы ли они еще или уже мертвы.
Кендрик закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться на том, чтобы заставить боль отступить. Но боль ему не подчинялась. Иногда она то приходила, то уходила, так что он на несколько мгновений забывал, как сильно болят его конечности. Но, в основном, она была сильной и вездесущей. Иногда Кендрик на несколько минут проваливался во сны, но боль не отступала даже там. Закрыв глаза, он попытался заставить себя снова заснуть, забыть ужасы этого мира, заглушить боль, хотя бы на некоторое время. Когда Кендрик закрыл глаза, в его голове замелькали изображения. Он видел себя ребенком вместе со своим лучшим другом Атмэ, их совместные тренировки в Легионе; видел себя вместе с девушкой, которую любил, но имя которой больше не помнил, на лодке, когда был моложе; видел свое первое сражение, свою первую победу, собственное удивление своим умениям; видел себя за столом со своим отцом, королем МакГилом, Гвендолин, Годфри, Рисом и даже Гаретом – все они были юны и счастливы. Он увидел королевский двор сияющим, величественным, неприступным.
А после этого Кендрик увидел своего отца, который стоял рядом с ним, окруженный белым светом. Отец протянул руку. Он выглядел молодым и здоровым, этот храбрый и отважный воин, каким Кендрик его помнил. Он улыбнулся.
«Мой сын», – гордо произнес МакГил.
Эти слова наполнили сердце Кендрика теплом. Больше всего на свете он всегда хотел, чтобы его считали сыном МакГила.
«Ты мой первенец», – сказал отец. – «Мой настоящий сын».
Кендрик протянул руку, чтобы коснуться ладони отца, но его пальцы были просто вне досягаемости.
«Мы скоро снова будем вместе», – сказал МакГил. – «Но твое время еще не пришло. Ты должен сражаться. Ты – воин. Не сдавайся. Никогда не сдавайся. Сражайся. Сражайся ради меня!»
Кендрик почувствовал руку на своем запястье и сначала подумал, что это была рука МакГила.
Но когда рыцарь открыл глаза и посмотрел вниз, то на самом деле увидел руку на своем запястье. Кендрик удивился, когда увидел молодую красивую женщину, возможно, двадцати лет, которая стояла возле него, положив нежную ладонь на его запястье. Казалось, что она нащупывает пульс Кендрика, закрыв глаза, словно прислушивалась. После чего девушка посмотрела на него. У нее были самые красивые глаза, которые он когда-либо видел. Миндалевидные глаза светло-карего цвета дополняли ее лицо. У нее была светло-коричневая кожа – цвет расы Империи.
Кендрик понял, что перед ним женщина Империи. Он спрашивал себя, что она здесь делает. Неужели Андроникус прислал ее? Она собирается его убить? Глядя на ее улыбку и ощущая ее доброе прикосновение, он с трудом мог представить себе, что она это сделает. Но что эта женщина здесь делает рядом с ним, держа его запястье? Кендрик не был уверен в том, что это происходит наяву.
«Ты жив», – удивленно произнесла она. У нее был самый сладкий голос, который он когда-либо слышал. Кендрик жаждал услышать его снова. Он хотел попросить ее продолжать говорить и никогда не останавливаться.
«Кто ты?» – попытался спросить рыцарь, но слова вышли беспорядочные, его голос дрогнул, а в горле пересохло.
«Сандара», – ответила девушка.
Она смотрела на него с надеждой, словно была счастлива, увидев его живым. Девушка протянула руку, в которой была черная меховая мантия. Ей удалось взобраться на крест и накинуть мантию на его дрожащие плечи. Это был самый мягкий и самый роскошный мех, который когда-либо ложился на его плечи. Никогда раньше он не наслаждался предметом одежды. Кендрик тут же ощутил тепло в плечах и груди.
«Почему ты помогаешь мне?» – спросил он.
«Исцеление больного является моим призванием», – ответила Сандара.
«Но ты работаешь на Империю», – сказал Кендрик.
Девушка с опаской посмотрела по сторонам.
«Да», – сказала она. – «Но не ночью. Они не видят всего, что я делаю. Мне не нравится видеть, что кто-то болеет. Будь это человек Империи или нет. Независимо от того, является ли их кожа такого же цвета, что и у меня».
Кендрик посмотрел на нее, и его сердце растаяло от благодарности и признательности. Сандара достала мешочек с жидкостью, поднесла его к губам Кендрика, и он стал жадно пить ее, почувствовав, что жидкость заполняет его рот. Он продолжал пить, как человек, оказавшийся в пустыне, который давно не видел воду. Он понял, насколько был обезвожен.