«Защита 240» (с илл.)

Мееров Александр Александрович

Сообщение скромного врача из провинциального городка Порто-Санто произвело на Егорова ошеломляющее впечатление.

Вспышка эпидемии такой специфичной формы энцефалита!

Два-три десятилетия ни в одной стране мира не наблюдалось таких вспышек, и вдруг двадцатого сентября в маленьком портовом городке началась эпидемия этой страшной болезни. Кроме того, в статье доктора Мирберга содержалось подробное описание заболевания летаргическим сном. Кроме собственных наблюдений, Мирберг приводил данные врачей, практикующих в Калифорнии, в пустынной, выжженной солнцем местности, восточнее Солинас, в маленьком поселке Барленд, в нескольких местах штатов Вайоминг и Оклахома, на Аляске,

на берегу залива Нортон, в поселке, расположенном в двадцати милях от Нома. Однако в обстоятельной и серьезной статье Мирберга не высказывались никакие соображения о причинах эпидемии.

Егоров снова особенно внимательно стал просматривать литературу. В американских медицинских журналах появились обзорные статьи, посвященные эпидемии, начавшейся двадцатого сентября. Егоров накапливал все больше и больше сведений о начале эпидемии в различных местностях США, отмечая эти населенные пункты у себя на карте.

В газетах наряду с эпидемией энцефалита и засыпанием летаргическим сном сообщалось об авиационных и автомобильных катастрофах. Здесь-то и понадобились Петру Аникановичу кисти и краски. Его уже не удовлетворяла имеющаяся у него схема, и он занялся составлением большой карты, на которую наносил условные обозначения. Вспышки эпидемии и катастрофы на транспорте происходили одновременно в течение очень короткого промежутка времени с двадцатого по двадцать пятое и одновременно прекратились. Это навело Егорова на мысль об общей причине этих странных явлений. Что если это вызвано искусственно? Было страшно делать такой вывод чудовищно-нелепой казалась подобная затея.

«Проверить, проверить все до мелочей!» — убеждал себя Петр Аниканович, подбирая все новый и новый фактический материал. Неожиданно он открыл в себе коллекционерскую жилку. Было очень интересно в самых различных газетах, журналах, брошюрах и отдельных книгах выискивать крупицы сведений, недостающее и обобщать.

По мере того, как пополнялась его «сентябрьская папка», увеличивалось и количество значков на большой карте. Когда материалов было немного, цветные значки пестрели хаотически и по ним нельзя было заметить какой-нибудь закономерности. Но вот сведений прибавилось, и цветные пятна стали как будто осмысленней. Пункты, в которых разгорелась «сентябрьская» эпидемия энцефалита, были обозначены яркими красными кругами. Чем больше случаев заболевания, тем большей величины был круг. Возле них появились зеленые круги, обозначающие случаи засыпания летаргическим сном. Синие значки в этих же пунктах обозначали авиационные и автомобильные катастрофы.

Двадцать семь цветных пятен легли на карте. Но почему все это сравнительно малонаселенные пункты? Искусственно… Неужели это может быть? Зачем?

«Сверхплановое задание» вырастало в проблему. Кончился период любительского отношения к сбору сведений. Теперь материал подбирался рядом сотрудников.

Титов, ознакомившись с соображениями Егорова, счел необходимым сообщить их академику Зорину. Было решено в самое ближайшее время обсудить их на специальном совещании.

В последнее время Петр Аниканович все чаще стал вспоминать разговор с Титовым, свое первое знакомство с «загадкой Браунвальда» и то, как он сразу же увлекся этим необычным делом. С детских лет его интересовали занимательно написанные книги о загадочных событиях. В юношеские годы он поглощал их сотнями, а в зрелом возрасте интерес к ним уменьшился не намного, но появилась стыдливость, и он даже начал скрывать свою невинную страсть — это каралось несовместимым со степенью кандидата наук.

В детстве, читая необычайные похождения необычайных героев, хотелось подражать им, хотелось окунуться в гущу

таинственности и нередко возникало чувство досады — куда ему! Рос он худеньким, слабым и при всей пылкости и постоянном стремлении участвовать в боевых детских играх на долю щупленького Петьки Егорова в лучшем случае выпадала роль дозорного. Ребята усаживали близорукого Петьку в укромном местечке, втыкали палочку в землю и, приказав охранять «важный объект», уходили в разведку, сражались, ловили шпионов, взрывали «вражеские» склады боеприпасов. Охрана «секретной» палочки скоро надоедала Пете, и он тоже бросался в атаку, но чаще всего бывал наказан за оставление «боевого поста».

И теперь Петр Аниканович не пропускал ни одной из «сюжетных» книг. Чем увлекательнее они были написаны, тем сильнее становилось его убеждение, что таинственное совершается только в книгах, а в жизни… В жизни учеба, работа, ежедневные поездки в институт и обратно да масса повседневных, будничных дел. Даже в первом разговоре о «загадке Браунвальда» намек Титова на то, что за ним могут охотиться, поскольку он будет заниматься распутыванием этой таинственной истории, показался Егорову далеким от реальной жизни.

И вот теперь он очутился в центре таких событий, о которых раньше приходилось только читать.

Сегодня с утра Егоров нервничал, готовясь к необычайному свиданию, и неоднократно принимался корить себя: «Ну что, хотел приключений? Интересовался всю жизнь таинственным — получай!» Однако и это не помогало — спокойствие не приходило.

«Выдержка, Петр Аниканович, выдержка, — убеждал себя Егоров, — нервы должны быть в порядке».

До назначенного времени было еще далеко, но Егоров все чаще и чаще с тревогой поглядывал на часы. Волнение все нарастало, и он уже решил выехать к месту свидания пораньше, но к нему пришел Резниченко.

Он начал издалека. Рассказал, как много потрудился, углубляя открытие Зорина, без тени смущения пространно разглагольствовал о высокой ценности своих достижений и, наконец, заговорил о проекте защиты от электромагнитной агрессии.

Резниченко был твердо убежден, что его план борьбы в эфире отклонен из-за чьих-то происков.

Егоров снял очки, поспешно начал протирать толстые стекла, для чего-то, достал из ящика лист чистой бумаги и быстро спрятал его в стол.

— Сергей Александрович, — волнуясь заговорил Егоров, — вы утверждаете… Вы с такой уверенностью говорите о таких вещах. Для этого нужны очень веские основания.

— Основания? Сейчас мне не до «оснований». Я знаю только одно: мой проект защиты отклонен и это дело рук…

— Дело рук?

Резниченко не отвечал, прикидывая, можно ли быть откровенным с Егоровым, поймет ли он его. Разговор с самого начала принял нежелательный оборот. Резниченко не ожидал, что мягкий, покладистый, всегда немного смущавшийся Егоров вдруг окажется колким и настороженным. Почему? Впрочем, не это главное. Сейчас важно завоевать Егорова, склонить его на свою сторону, убедить его поддержать проект защиты. Резниченко изменил тон и начал спокойно и последовательно доказывать необходимость активной подготовки к борьбе в эфире.

— Я электрофизиолог, Сергей Александрович, занимаюсь своим делом и не представляю себе, чем, собственно, могу быть полезен вам в этом вопросе.

— Собранными вами материалами по готовящейся электромагнитной агрессии. Мне они очень нужны. Надеюсь, вы не собираетесь сделать из них секрет?

— Нет, эти факты к тому же не являются секретными. Они найдены главным образом в иностранной печати. Я только не понимаю, почему вы предполагаете, что собранные мною данные имеют отношение к готовящейся, как вы считаете, агрессии?