«Защита 240» (с илл.)
Шрифт:
— Лена!
— Да, Михаил? — Белова посмотрела на его сияющее любовью лицо, и ее глаза потемнели, сузились. — Ты мне что-то хотел сказать?
— Я хотел… хотел спросить… спросить, как у вас проводится контроль количества гормонов, вырабатываемых растениями на свету…
Лена несколько минут молчала и только потом ответила Михаилу, но в ее голосе уже исчезли восторженные нотки.
— Теперь, если хочешь, пойдем в лабораторию.
— Пойдем, — со вздохом ответил Бродовский.
В лаборатории тепличного хозяйства, кроме лаборантов, находилось еще несколько сотрудников
— Мы опробовали весь диапазон частот нашей аппаратуры, — заканчивал Бродовский, — но анализы не показали увеличения содержания стимулятора роста — биоксина. Осталось одно: проверить, существуют ли в природе электромагнитные колебания, дающие старт реакциям образования биоксина. Но как найти эти лучи? И вот, когда я «заблудился», — пошутил Бродовский, — и попал на станцию метро «Ботанический сад», я подумал, что надо попробовать выращивать растения без солнца. Я вспомнил, что здесь, в Славино, вы пользуетесь искусственным источником лучистой энергии и тогда же подумал, нельзя ли эти эксперименты поставить у вас.
Тут же в лаборатории приступили к наметкам плана проведения опытов. В своих неожиданных слушателях Бродовский нашел прекрасных помощников. Молодежь увлеклась его идеями.
Не обошлось, конечно, и без шуток: девчата хохотали, представляя, как на полях будут расти древовидные папоротники, шутливо спорили, не разведутся ли в них мастодонты и мамонты, но шутки только оживляли деловую беседу.
Душистое, сияющее лето осталось за стеклянной дверью. Впереди покрытая снегом степь. Она сливается с темнотой горизонта. До Славино недалеко — город угадывается за низкими холмами, в том месте, где затянутое тучами желтовато светится небо. Вот уже показались весело перемигивающиеся в морозном воздухе огоньки. Еще с полкилометра — и появятся залитые светом корпуса филиала.
Лена и Михаил шли медленно, изредка перебрасываясь словами. Накатанная снежная дорога то темнеет, то озаряется голубоватым светом время от времени выглядывающей из-за туч луны.
Тишина.
Легко дышится на воздухе, прозрачном, пронизанном иголочками морозца, и хочется идти долго-долго, хочется много сказать…
— Лена!
— Да, Миша? — ее голос прозвучал особенно нежно в чистом, звонком просторе. А может… это только показалось…
— Хорошо здесь!
— Ты решил?
— Да! Решил, Лена. Завтра же еду в Москву. Поставлю в дирекции института вопрос о проведение опытов в тепличных хозяйствах…
— И?
— Сюда! К вам, в Славино!.. Надолго.
Лена молчала. Вокруг искрился радостный нетронутый снежок, плавными волнами уходящий к далекому горизонту. Ничто не нарушало спокойного однообразия заснеженной степи, только впереди, у дороги, показался маленький, сверкавший под луной холмик. Михаил вспомнил вечер в клубе, скованную льдом реку и по-детски осветившееся счастьем лицо Лены, когда она увидела ледяной «домик».
— Миша, —
Михаил взял ее за руки и долго смотрел в темные, припущенные на ресницах инеем глаза.
— Леночка, я все помню!
События развивались так, что накопленные материалы по «браунвальдскому делу» и по «сентябрьской» эпидемии энцефалита необходимо было обсудить на авторитетном совещании. Особая настороженность возникла после сообщения Ливенцова и обследования больных моряков в клинике Пылаева. У них симптомы были значительно менее выражены, чем у людей, побывавших в свое время в Браунвальде, но не оставалось сомнений: причина болезни одна и та же влияние излучения.
Напрашивалась мысль — нет ли связи между Браунвальдом и Порто-Санто? К чему готовились в Браунвальде — было ясно. К чему же готовятся там, где в двадцати семи пунктах наблюдались явления, очень схожие с браунвальдскими?
Во что же выльются эти события? Этот вопрос не мог не интересовать советских ученых.
К назначенному часу в обширной приемной Сибирцева начали собираться участники совещания. Егоров вошел в приемную, стараясь быть незамеченным. Он был взволнован и бледен настолько, что его рыжеватые веснушки выступали на лице особенно четко.
— Что, Петр Аниканович, волнуетесь? — спросил его Титов.
— Я? — Егоров привычным жестом поправил очки. — Я не волнуюсь. Собственно, почему я должен волноваться?
— Вы же сегодня основной докладчик.
— Ах, это…
— А вас беспокоит другое? — Титов пристально посмотрел на маленького Егорова, одетого в хороший, но мешковатый костюм. Тот отвел глаза и растерянно переспросил:
— Я не понимаю, что другое?
— Свидание в библиотеке.
— Какое свидание? — в этом вопросе было больше испуга, чем недоумения, которое хотел разыграть Егоров. Титов взял его под руку и отвел в дальний угол приемной.
— Петр Аниканович, совещание обещает быть ответственным, и я хочу немного успокоить вас. Ведь я понимаю, тревожит вас эта история с листочком сплава.
— Иван Алексеевич, так вы знаете?
— Успокойтесь, мой друг, — мягко улыбнулся Титов, — я все знаю.
— Мне сказали, что даже с вами нельзя…
— Правильно. До поры до времени вы ни с кем не должны были говорить об этом, а теперь…
— Значит, вы знали, что я должен был пойти на это свидание?
— Знал. Капитан Бобров, советовался со мной, прежде чем поручить это дело вам.
— Я так хотел поговорить с вами! Хорошо, что теперь уже можно. Вы не представляете, сколько я пережил в эти дни. Я даже переставал верить капитану Боброву, а посоветоваться ни с кем нельзя. У меня закрадывалось сомнение: а вдруг и Бобров… Подумайте, секретнейший сплав отдать в руки явного врага! Иван Алексеевич, как я рад, что…
— Давайте сядем, Петр Аниканович. Я расскажу вам кое о чем.
Титов и Егоров присели на диван, в стороне от собравшихся. Титов закурил папиросу и только после того, как затянулся несколько раз, заговорил: