Защита от дурака
Шрифт:
Мы вышли из шиманы. Куско и Ейча остановили грязнулю и обнюхали.
— Нанюхался, — констатировал Куско. — А в кармане еще одна книга. Непочатая.
— Сволочи, — скривился Брид. — Нанюхаются дрянейших книг, вообразят галактика знает что, и начинают ходить на головах. Один идиот битый час позавчера доказывал мне, что так жить дальше нельзя, что в книгах пахнет не тем, чем на улицах.
У Брида было философское настроение. Он отлучался по разным поводам — значит, таблеток шесть уже принял. Он повернулся к
— Ейча, вы могли-бы прочитать книгу?
— Однова дыхнуть, — кивнул Ейча весело.
— Вот, а какой бравый молодец! — поучительно сказал Брид. Это он мне. Он почему-то вообразил, что я книги читаю, а я их и не нюхал. — Продолжай так и дальше, Ейча, станешь надначальником оранжевых!
— Однова дыхнуть.
Брид приказал оттащить грязнулю в ближайший подъезд. Пусть проспится.
В шимане Брид стал нахваливать какую-то книгу.
— Вот вы, Куско, знаете эту книгу? Чем от нее пахнет?
— Потом? Она стоила автору пота.
— Вздор. Потом! Фу! С чего вы взяли?
— Потому что читал ее.
— Ч-читали?.. Ну, что ж… Чтение — дело полезное… судя по вашему грязному замечанию о поте.
Куско стал прозрачно-серым. Он понял, что вызвал недовольство начальства, — что может быть страшней!
— Я читал исключительно по инициативе Джеба, — сказал он.
— Опять этот Джеб, — поморщился Брид. — Вечно он просвещает своих подчиненных.
Мне было неприятно, что Брид позволяет себе отзываться так о вышестоящем начальнике.
— Вы усомнились в целесообразности действий своего высшего начальства, — сказал Брид, — а именно Джеба.
— Д-да? — пролепетал Куско.
Ну и хмырь этот Брид. И нашим, и вашим.
— Эх, Куско, — устало сказал Брид, — закройте рот. Вы и без того глупо выглядите. На сей раз я прощаю вас. Но впредь взвешивайте свои слова… Надо было этому нюхальщику дрянной литературы продырявить треугольник.
— Кто этого сейчас боится? — заметил я. Треугольник — право работать всю попытку. Пять дырок-замечаний лишают права приносить пользу обществу в течение ступени.
Мы вернулись в свой сектор восемнадцатого города. Но я вспомнил о главном деле и опять незаметно изменил маршрут — мы передвинулись в девятнадцатый город. По рассеянности и благодаря похожести улиц, никто ничего не заметил. Шимана медленно прочесывала сектор, но сектор, нужный исключительно мне. Куско и Ейча вглядывались в редких прохожих. Брид сидел насупившись, ни на кого не глядя. Да, ночь может быть решающей в моей карьере. ТОГО АГЛОМЕРАТА, КОТОРОГО ПОКАЗЫВАЛИ ДНЕМ ПО ЛАСКАТЕЛЮ, Я ОТЛИЧНО ЗНАЛ. У меня было предчувствие, что я смогу найти и обезвредить его.
— Шимана идет странно, — сказал Куско, — шестой раз проезжаем незнакомой улицей.
Я торопливо придумывал какую-нибудь ложь, прикрытие, чтобы она не была ложью и нарушением условий Победившего
— Обождите, я должен проверить кое-что, — неопределенно бросил я Бриду и выскочил из медленно двигающейся шиманы.
Агломерат уже вошел в подъезд. Я — за ним. Пахло всякой дрянью. Едва я взбежал на второй этаж, слыша его шаги где-то выше, — погас свет. Я ждал этого и мгновенно нащупал включатель. Из сотен тех, что густо поднимались один за другим, следуя за подъемом лестницы. Я включил свет. И свет тут же погас. Значит, тот воспользовался одним из сотен отключателей, линия которых шла параллельно включателям. Все это часть ЗОД. Я включил, а он выключил. Я включил, он… ни у одного из нас нет преимущества… ЗОД перестраховывается даже от себя, гвоздь в галактику!.. Я выхватил фонарик и побежал, перепрыгивая по три ступеньки. Фонарик выхватил из тьмы фигуру агломерата. Он остановился. Я включил свет.
— Ты?! — воскликнул он.
— Да, Примечание, это я.
Он смотрел на мой лиловый комбинезон.
— Этого и следовало ожидать, — сказал он. наконец.
— Вы ждали чего-то другого? — спросил я, успокаиваясь, приводя в норму дыхание и испытывая упоительное чувство единства с ним. Он был мой. Он принадлежал теперь мне и не мог никуда исчезнуть. Теперь спешить некуда, наоборот — надо припасть к источнику и не спеша напиться, утолить жажду без суеты. Примечание постарел, хотя еще не был агломеруном, отнюдь. Но голова у него слегка как бы обуглилась, наполовину. Глаза поразительные, еще более несерые, чем раньше.
— Ты знал, что гонишься за мной? — сказал Примечание.
— Да.
— Тогда не стоит беседовать. Чужой чужим и пахнет. Веди меня вниз. — Он смотрел на меня рассеянно, устало, как когда-то на воду, когда рыба, хоть убей, не клевала. Мне стало обидно, что он относится ко мне равнодушно, как к чужому.
— Я хочу, чтобы вы поняли, — вежливо сказал я, — что я вам — не чужой. Я для вас не отрава, а лекарство. Я прав, а вы виноваты, и я пришел снять с вас вину или доказать ее посредством Глубокого Анализа.
— От ваших лекарств — дохнут. Да и вся ЗОД — не лекарство… Неужели и ты веришь, что производство прошлогоднего снега — дело многообещающее?
— Да. Все, что исходит от 999 президентов, не может не быть многообещающим.
— 999 — такие же, как и мы. Случайно вынесенные наверх. Никто не может быть совершенно уверен в своей правоте. Абсолютной правоты не существует.
— Побеждают только фанатики, — сказал я.
— В фанатизме всегда прячутся семена самоуничтожения. Исступленное упрямство выворачивает наизнанку некогда прекрасный идеал.