Защитник для цветочка

Риччи Джас

Я кривлюсь от услышанного, а она не щадит, жжет взглядом. Вот зачем провоцирует на очередную вспышку? Неужели нельзя обойтись без этого?

Прохожу и сажусь в кресло. Взгляд опускается с ее лица и глаз, которые вечно невовремя будят моих демонов, ниже, в безопасную плоскость. Она явно видела мой взгляд. Потому что ее ладонь легла на плоский живот.

– Что ты собираешься делать с этим?

– Что ты хочешь, чтобы я сделала?

– Меня воспитывали довольно феминистичные женщины, и не думаю, что

мое слово должно иметь больший вес. Твое тело - твое дело.

– То есть ты хочешь сказать, что наш ребёнок это не твое дело?

Сучка. Нашла брешь в броне и тут же воткнула туда очередной кинжал, заставив волне огня пройти по моему телу.

– Оставишь его?

Задаю вопрос, хотя понимаю что он тут же ставит меня в заранее язвимую позицию. Позицию просящего. Просящего у хладнокровной стервы, которая и рада в очередной раз поставить меня на колени и пользоваться своим преимуществом.

– Я подумаю, - отвечает, нарушив ненадолго повисшую между нами паузу.

Чего и следовало ожидать. Я сцепил зубы и вперился в неё холодным взглядом. Тоже жжёт меня своими зелёными глазищами, явно думая о том, как будет крутить мной, как цыган солнцем.

Я не выдерживаю, качаю головой и горько усмехаюсь.

– Что?
– спрашивает резко, хотя в голосе нет раздражения или искры, как обычно бывает, зато так и скользит усталость.

– Ничего. Я не знаю, как ты это делаешь. Очаровываешь всех, что они скачут вокруг тебя на цыпочках. Но они не знают тебя.

– Вот как?
– подпирает рукой лицо.

– Угу, - подтверждаю угрюмо.
– Все они наперебой твердят одно и то же. То, что ты им наврала. Но я не вижу этого, хоть убей.

– Знаешь, когда все вокруг тебя враги и говорят тебе то, что тебе неприятно слышать, может это повод посмотреть на себя и задаться вопросом о том, что может это все же что-то с тобой не так, а не мир вокруг сошел с ума?

– Да ну что ты. Мне как раз таки приятно слышать то, что они говорят. О твоей большой любви ко мне. Мед для ушей. Правда, в реальности я этого не вижу и не чувствую.

– Ты идиот.

Я невольно обнажил зубы, но тут же сжал рукой подлокотник кресла, останавливая себя. Пусть что хочет городит. Имеет право.

– Это не новость, - соглашаюсь, прохладным взглядом скользнув по кровати.
– Я идиот каких поискать.

– Я в этом тоже виновата, приложила свою руку. Ты не был таким. Ты и правда с рук моих готов был есть тогда, в начале.

Тут уже я смотрю на нее во все глаза. Неужели мы в кои-то веки приходим к какому-то общему знаменателю?

– Нравится то, во что я превратился?

– В экстазе, - усмехается недоброй усмешкой.

– А я думал ты в восторге, твоих рук произведение искусств. Я даже не знал, что способен быть таким дерьмом. Я думал, что падать ниже некуда, когда вытрахивал боль

от твоей измены с двумя малознакомыми бабами, но оказалось есть куда. Дна нет.

– Ты раскаиваешься?
– смотрит внимательно.

– Что ты хочешь услышать?

– Что ты раскаиваешься. Что ты не должен был совать свой член в кого попало. Что вместо того, чтоб поверить слухам обо мне, ты должен был прийти и спросить у меня лично, какого черта произошло в ту ночь.

– Так ты бы и рассказала, - горько хмыкаю.
– Я спрашивал. И толку?

– Я рассказала твоему отцу. Глебу.

Я хмурю брови, переваривая услышанное, а кошка вздыхает.

– Но ты прав. Тебе я бы не рассказала. Но не потому что я такая сука, которая любит трепать нервы любви всей своей жизни, и не потому что мне доставляет удовольствие смотреть как ты горишь.

– А я думал доставляет.

– Доставило однажды. После того, как ты изменил мне с двумя шалавами. Удовлетворение было недолгим. Моя проблема была в том, что я наивно думала, что ты не решишься предать меня. А ты был весьма доволен собой сразу после.

– Доволен, как же. От радости напился до состояния соплей и выворачивал содержимое желудка, представляя, как тебя трахает какое-то уебище в машине под клубом. На тех же радостях сцепил каких-то шлюх с похмелья, чтобы отомстить.

– Спасибо и на том, что ничего у шлюх не сцепил, - кривится, сжав пальцами ткань футболки.
– А то список разрешенных мне лекартсв нынче сократился до волшебного практически ничего.

– У меня в голове не укладывается, - прикрываю глаза, сжимаю виски и качаю головой.
– Что там... что там кто-то есть. Сколько ему?

– Немного. Совсем немного. Когда мы разошлись, я перестала пить таблетки. Не собиралась трахаться ни с кем. Пока не позвонил Костя и не предложил приехать и посмотреть в твои бесстыжие глаза.

– Здесь?
– я перевел взгляд с Кати на кровать.
– Ты хочешь сказать, что мы сделали его здесь?

– Я не сильна в теории и математике, но насколько я поняла, у меня была поздняя овуляция, и...

– Блядь.

У меня перед глазами потемнело, в горле пересохло, и мне было противно, омерзительно противно задавать этот вопрос вновь. Но я должен быть уверен.

– Прости, но... ты уверена, что он наш?

Катя еще сильнее побледнела. Заломала пальцы, ее скула нервно дернулась.

– Был презерватив, - сказала, словно ей больно это говорить, а мне было больно это слышать.
– И... даже с ним он не кончал внутрь. Никогда. Только ты.

– Никогда?
– зацепился за одно случайное слово и нахмурил брови.

По телу прошло лавиной новое осознание. Осознание, от которого меня затошнило.

– Это... это было не раз?

Катя помедлила прежде, чем ответить.