Заслон(Роман)
Шрифт:
— Ну и шельмецы, — усмехнулся в усы Мухин, жадно вдыхая вкусный морозный воздух. Заприметив матроса, наклеивавшего на воротах дачи им же самим привезенную листовку, он попридержал коня. — Преосвященный-то Евгений прочитает, в обморок упадет!
— Бог того не допустит, — засмеялся Алеша. — Послушники примерзшую бумагу зубами сгрызут! Да и в город ездит он на белых конях, не глядя по сторонам.
Матрос прошагал за угол к чугунной тумбе и стал клеить другую листовку. Лошадь осторожно ступила на зейский лед.
Когда Бекман вышел на улицу, лошади с кошевкой уже не было под вязом. След полозьев, круто срезав угол,
«До того, скотина, нализался, что спутал тумбу с бабой и полез обниматься», — вознегодовал он и приостановился, вглядываясь в широкую спину приплясывающего в легких штиблетах матроса. Но когда тот откачнулся в сторону, Бекман узнал Померанца и понял, что ошибся: матрос приклеивал какое-то воззвание. Вот он заправил под шапку выбившиеся на лоб бронзовые кудри, сунул голые руки в карманы бушлата и зашагал через снежный пустырь, ни разу не оглянувшись.
Штабс-капитан приблизился к тумбе и стал вчитываться в маслянисто-блестящие строки на продолговатом прямоугольнике оберточной бумаги:
«IV крестьянский съезд Амурской области, открывший заседание 25 февраля по текущему моменту, шлет горячий привет Совету Народных Комиссаров, Исполнительному Комитету Всероссийского Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, восхищаясь их работой, шлет крепкое рукопожатие мужика-переселенца далекой окраины вождю всемирного пролетариата Владимиру Ильичу Ленину и всем истинным борцам на благо крестьян и рабочих. Знайте, дорогие наши защитники, выразители наших чаяний и надежд, что возврата к прошлому нет…»
Внутренне холодея, Бекман перечитывал уже знакомый ему текст. Бритые губы его непроизвольно кривились.
Сколько же нашлепали таких вот листочков, если клеят их даже в таком пустынном месте? Но дело не в этом! Выставлена на всеобщее обозрение та самая телеграмма, копию которой он с неимоверным трудом раздобыл накануне и поопасался показать даже инертному Шутову. А эти… большевики, оказывается, ни из чего не делают тайны. А может быть, в этом и есть их сила?
Он достал аккуратно исписанный и безжалостно измятый листок, сложил вдвое, разорвал на узкие полоски, потом на более мелкие клочья, швырнул их в снег, припечатал каблуком и злобно выругался. Прогулка была безнадежно испорчена. Штабс-капитан поспешил домой.
Открывая на звонок дверь, кокетливая горничная весело сообщила Бекману, что за ним прислали от Гамова. Запряженная лошадь стояла во дворе. Завидев штабс-капитана, из кухни выбежал коренастый казачок и поспешно откинул волчью, крытую синим сукном полость. Бекман сел в кошеву и укутал ноги.
Выехав за ворота, штабс-капитан скользнул взглядом по фасаду дома и увидел в окне гостиной улыбающееся лицо жены. Он ответно улыбнулся и помахал ей рукой. Женская рука перекрестила его и медленно опустила штору.
Гамов ехал по пустынной Большой, пристально вглядываясь в ее новый облик: наглухо закрытые ставнями окна особняков, запертые изнутри массивные подъезды и высокие резные ворота.
Вначале все складывалось как нельзя лучше: Первый Амурский казачий полк, вернувшийся с германского фронта в полном боевом снаряжении, сомкнул вокруг атамана свои сотни; верные люди доносили, о чем толкуют на Четвертом съезде хлеборобов. Но когда съезд, признав правильным роспуск Учредительного собрания и высказавшись за власть Советов как единственную власть в центре и на местах, принял ряд важных постановлений,
Гамовский мятеж… Черта с два! Это войдет в историю как восстание его имени. Вызов судьбе брошен. История повторяется: не так ли дерзнул в свое время маленький корсиканец Буонапарте?!
Однако вскоре обнаружилось, что матросы и рабочие организованно отступили в Астрахановку и стали формировать там вооруженные роты. Пришлось обратиться за подмогой в японское консульство. «Войсковому правительству» горячо посочувствовали. Японские резиденты, члены общества «Черного Дракона», — парикмахеры, владельцы прачечных и домов терпимости — встали под ружье. Но положение нового правительства все еще оставалось шатким.
Скользнув рассеянным взглядом по белому фасаду резиденции золотопромышленника Ларина, Гамов вытянул нагайкой своего Звездочета и поскакал обратно.
Свежий мартовский ветер свистел в ушах и обжигал щеки. Нужно вернуть город к жизни! Нужно поднимать молодежь и вышвырнуть вон тех, кто засел в Астрахановке и кому нет и не может быть возврата в город.
Гамов резко осадил коня возле здания реального училища. Бросив поводья и нагайку ординарцу, он взбежал по ступеням невысокого крыльца и, скосив глаза, проследил, как спешивается его личная охрана.
Бородатый швейцар широко распахнул двери и, низко кланяясь, пропустил атамана в темноватый, тепло натопленный вестибюль.
«Ждали», — самодовольно подумал Гамов и огляделся. В вестибюле толпились озабоченные учителя. Окружив плотным кольцом атамана и бормоча приветствия, они стали почтительно пожимать его мясистую руку, потом плотный, лысеющий, с Владимиром в петлице господин выступил вперед и, слегка волнуясь, сказал:
— Такая честь… Смею вас заверить, дорогой атаман, наши питомцы ждут вас с нетерпением. Позвольте вашу бекешу, дорогой атаман. У нас тепло…
Гамов рванул застежки ворота, швырнул ему на руки бекешу и по-юношески легко взбежал на второй этаж.
Солнце било в высокие окна актового зала, золотя легкий пушок на округлых щеках подростков. Юноши в задних рядах глядели независимо и гордо. Щуря глаза, атаман окинул плотные ряды реалистов быстрым оценивающим взглядом и громко, как на смотре, произнес слова приветствия. Ему ответили дружно, непринужденно. Лысеющий господин торжественно провозгласил:
— Дорогие юноши! Нам выпала великая честь приветствовать в этих стенах героя. Наказной атаман Амурского войскового казачества Иван Михайлович Гамов свергнул противозаконную и богопротивную власть большевиков. Их вожаки: Мухин, Шадрин, Сюткин и другие — брошены в тюрьму. Да поможет бог нашему атаману довести начатое дело до победного конца. Будем же радушными хозяевами и выслушаем с благоговейным вниманием слово истины, которое нам скажет высокочтимый гость. — Он сделал легкий полупоклон в сторону Гамова и отступил к сгрудившимся у дверей педагогам.