Заслон(Роман)
Шрифт:
Алеша смутился и чистосердечно признался:
— Нет.
— Партия — авангард рабочего класса и обязывает быть чутким. Ни один стоящий человек не должен выпадать из поля зрения коммуниста. А ты проплавал с человеком целое лето, из одной чашки с ним ел и пил, а в нем самом не разобрался.
— Что же мне теперь делать?
— Разыщи завтра с утра этого парня и скажи, чтобы он зашел ко мне. А Савоськина твоего мы найдем и сами, прощупаем, чем он дышит, поговорим о жизни. Понял? И свяжись ты как можно скорее с Гамбергом, ему энергичные помощники ой как нужны! Ну и меня, старика, не обходи стороной. — Секретарь облкома улыбнулся, показав
Обхватив Алешины плечи, секретарь облкома вышел с ним в узкий коридор.
— Уже пошел? — спросил он, столкнувшись лицом к лицу с Нерезовым. — Что больно скоро наговорились?
— Мне в затонской ячейке выступать. Пока добегу… Спасибо, Сергей, что свел нас вместе. В эдаком кипении не скоро бы узналось, что и эти ребята уже амурскую землю топчут, наш амурский хлеб едят! — выкрикнул Нерезов, сбегая вниз по звонким ступеням.
Братишка сидел, чуть не прижавшись носом к лампешке с подвернутым фитилем, — чтобы меньше шло керосине — и читал какую-то книгу.
— Колька! — окликнул его с порога Алеша.
Вихрастый подросток не обрадовался и не удивился; захлопнув книгу, он посмотрел на брата, будто пробуждаясь от волшебного сна.
— Приехал? — буркнул он, диковато глядя в сторону.
— Как видишь! Как ты тут? Федор часто бывает?
Мальчишка пожал угловатыми плечами и выбежал из комнаты. Алеша снял фуражку и огляделся. Пол был чисто вымыт. На столе скатерка. Опрятная постель не смята. Он остался доволен осмотром.
Колька притащил запотевшую бутылку молока, поставил на стол хлеб, картошку, соленые огурцы. Разговор не клеился.
Младший брат не прикоснулся к пище, на вопросы отвечал односложно, сам не спрашивал ни о чем, и все косился на свою книгу. Видимо, он привык читать во время еды, но опасался, что это не понравится Алеше.
Хромовые ботинки пришлись Кольке по душе. Он примерил их сразу же после чая, походил по комнатке. Ботинки поскрипывали. За тонкой переборкой переговаривались женщины.
Подобревший подросток пояснил:
— Беженки из Николаевска. Понаехало их в город страсть как много, и еще, говорят, едут.
Алеша занялся своими чертежами. Аккуратно свернутые в толстый валик и занимавшие очень мало места, они заполонили теперь стол, кровать, разлеглись на полу и, когда был найден нужный, снова были свернуты и скромно уместились в уголке. Он внимательно разглядывал чертеж продольной штольни. Идущие в разные стороны штреки заинтересовали и младшего. Чертеж в целом напоминал сильно разветвленное дерево. По тому, как Алеша ерошил свои белокурые волосы, Колька вывел заключение, что в чертеже есть какая-то неточность. Он знал, что этот чертеж стоил Алеше многих бессонных ночей, и мальчишке стало вдруг жалко брата. Захотелось сказать ему что-нибудь приятное, но это было не так-то просто, если человек в свои пятнадцать лет знал, что ласковые слова говорят одни девчонки, и презирал их за это. Примостившись в углу кровати, он сидел, тихонько болтая ногами, любовался новыми ботинками и терпеливо ждал, когда Алеша глянет ненароком в его
— Шурка и Марк не приходили?
— Н-нет… — растерянно ответил Колька и с важностью всезнайки добавил: — Им теперь шибко некогда.
— Много ты понимаешь, — опять склонился над чертежом Алеша.
— А что… Шурку и мать по целым дням не видит. Все, говорит, одна да одна сижу, хоть бы ты когда зашел, Коля…
— Ладно, званый какой. Уроки-до выучил? Смотри у меня, я за тебя возьмусь! Значит, ребята все в политехникуме пропадают?
— А вот и нет! У них теперь все собрания да заседания. А Мацюпу они в Москву послали, на какой-то съезд. Третий. Чтобы он там послушал и всем рассказал. А за главного у комсомолов Венька Гамберг и тоже съезд проводить собирается.
— Какой съезд? — Алеша решительно отодвинул чертеж и стал свертывать его в трубку. — Какой съезд?
— А я знаю, — внешне равнодушно уронил Колька, радуясь, что отвлек брата от его скучного занятия, и, подумав, добавил: — Съезд Красной Молодежи Амура, вот какой!
— Ну и когда этот съезд будет?
— А я знаю…
— От тебя прямо все отскакивает. Живешь, как в лесу!
— Пускай, как в лесу, — согласился Колька и уткнулся в книгу.
— Видали молодчика?.. Ему все безразлично. — Алеша потянулся за фуражкой. — Ты вот что, если я припоздаю, ложись и спи. Понял?
— Понял, — откликнулся Колька, — а ты не припаздывай, — ворота рано запирают, придется лезть через забор.
Алеша пересек большой запущенный двор. Поздоровался за воротами с лузгавшими семечки женщинами.
Плотная, в цветастом платье хозяйка глянула исподлобья маленькими глазками и поздравила с приездом. Другая, худощавая, в темном, надвинутом на глаза платке, ничего не сказала, только ниже опустила голову.
«Беженка, — подумал Алеша, — вот они какие».
— Куда бог понес? — донеслось усмешливо кинутое вдогонку хозяйкой дома. — Не сидится с Колюшкой, аль какие дела?
— Дела, дела! — ответил Алеша, не оборачиваясь.
Сейчас, немного передохнув и убедившись, что дома все в порядке, он попросту не мог оставаться в четырех стенах. Разбирая чертеж, не смог сосредоточиться, так его волновали события на «Комете». По словам Савоськина, все выглядело крайне невинно, и он явился жертвой излишней подозрительности и произвола, а виновники этого должны понести заслуженное наказание. Кто же, в конце концов, прав: Савоськин или Померанец? Верно сказал секретарь облкома, что он должен был во всем этом разобраться сам. Но что же делать, если у него не хватило смекалки, жизненного опыта?! Вот и понесли его ноги через весь город на судно. Там он останется до утра, а может, и до решения этой трудной задачи.
Алеша и не подозревал, как много говорилось о нем в этот вечер в семьях вернувшихся речников… Матросы и кочегары превозносили перед своими домашними его находчивость и сметку: «Силен парень, без капитана, об эдакую пору, а привел пароход. Когда ел, когда спал, никто не видал, вот и выгребли… А Савоськин, царь водяной, как пить дать подвел бы под монастырь».
Однако сам Савоськин в это же время, изливая душу перед мадам Поповой, мазал Алешу наичернейшим дегтем:
— Золоторотец, гольтепа… шагу не давал ступить! Комсомолию в Сретенске для слежки за мной исделал. Куды я, туды и они следом шасть, следом, следом… Ни в жисть я, Марь Николавна, с эдаким сбродом не поплыву. Сяду на берегу и сомов стану ловить, аль в собор певчим устроюсь! Откапитанничал, и через кого?