Заставь меня полюбить тебя
Шрифт:
ними Элла. Я подарил его на е шестнадцатый день рождения и вырезал на обратной стороне
слово «Дикарка». Это е сильно развеселило, и с тех пор она всегда носила его с дневными
платьями. Как ты понимаешь, мать была убита горем и, так как не знала, как можно
связаться со мной, провела похороны неделю спустя. Когда я вернулся в Йоркшир и узнал
шокирующую новость о том, что Элла погибла, мы с матерью оплакали е безрассудный
нрав и невезение, которое завело е в
бесшабашность. Мать винила себя за то, что взяла Эллу в Скарборо. Она постоянно плакала,
рассказывая мне о похоронах. Несколько подруг Эллы были там и упомянули, что ждали
Эллу на домашнюю вечеринку накануне Рождества, которую она планировала посетить. Кое-
кто из е ухажеров тоже присутствовал, и на них просто не было лица. Все слуги из обоих
домов были там. Все любили Эллу. Единственным странным происшествием,
приключившимся в день гибели Эллы, был спешный отъезд е личной горничной из
Скарборо. Позже моя мать обнаружила пропажу всех драгоценностей Эллы. Мать считала,
что юная горничная решила воспользоваться всеобщей суматохой, когда Элла не вернулась с
прогулки, чтобы украсть е украшения, которые оценивались в приличную сумму. Местные
власти искали воровку, но е и след простыл.
Брук не понимала, как любое из этих душераздирающих событий было связано с е
братом. Помимо грусти, теперь она чувствовала себя ещ более неловко, чем обычно. Она не
Коллекции http://vk.com/johanna_lindsey_club
рискнула упомянуть о дневнике, который тайком прочла, или о проклинающих словах,
которые обнаружила на последней странице.
Но она могла выразить словами то, что чувствовала сердцем.
– Мне жаль, что твоя сестра не выбралась из шторма.
– Она могла выбраться, – отрешнно сказал он. – Она просто не хотела. Но я не знал
этого в тот момент. Только спустя шесть месяцев после длившегося год траура я подумал,
что могу посетить е любимое место – е старую детскую в западной башне, без того, чтобы
оплакивать сестру. Я взял е старый дневник. Он был заполнен е детскими переживаниями,
некоторые из которых касались и меня. Но я был поражен, найдя совсем недавние записи,
датированные е Сезоном в Лондоне и последующим возвращением в Йоркшир.
Брук было интересно, оставались ли пропавшие страницы ещ в дневнике, когда он
читал его. Или там были только последние две строчки? Но и их было достаточно. Ему не
нужны другие доказательства, чтобы захотеть убить е брата. И неудивительно, что он сжег
башню. Его ярость, должно быть, зажглась в нм той ночью.
Брук тихо пересела на скамейку
он прочл в ту ночь. Она не хотела задавать ему вопросов, но он мог счесть это странным.
– Что было в тех последних записях?
Он не посмотрел на не.
– Она написала о чудесном мужчине, в которого влюбилась во время Сезона. Он
обещал, что они поженятся после того, как он убедит своих родителей, что ему не нужен
никто, кроме не. Она тайком встречалась с ним, так что им удавалось ускользать от
бдительного взора матери. На одном из таких свиданий он соблазнил е. Элла была в ужасе и
потрясена до глубины души, когда он сказал, что не женится на ней, что никогда и не
намеревался жениться. Не столько стыд из-за беременности, сколько боль от разбитого
сердца и предательства молодого человека заставили е «искать успокоения в море». Она
прямо написала о свом намерении, что у не не было иного выбора. Она даже держала его
имя в секрете вплоть до последней страницы, когда она прокляла его за то, что он разрушил
е жизнь. Нет, Элла не пыталась вырваться из шторма в тот день, она позволила ему забрать
свою жизнь.
– Мне так жаль.
Он продолжил, не обращая внимания на Брук.
– Я никогда не был в такой ярости, как тогда. Я швырнул фонарь, которые принс с
собой, на пол и вырвал эти проклятые страницы, выбросив их в пламя. Я почти оставил там и
дневник, но в нм сохранились и хорошие воспоминания, поэтому я подумал, что могу
захотеть перечитать его однажды или показать матери, так что я вынес его из комнаты Эллы.
Но я не пытался погасить огонь. Я поехал прямо в Лондон, чтобы найти человека, который
совратил мою сестру и оставил е одну с ребнком, и смеялся над ней, когда она ему
рассказала, – твоего лживого брата!
Брук вздрогнула. Лучше бы ей никогда не знать всей правды о том, что хранили эти
пропавшие страницы. Она абсолютно ничего не могла сказать в защиту своего брата. Его
жестокость по отношению к Элле не имела оправдания.
– Рана, которую я нанс ему, была не смертельной, – продолжил Доминик. – Я думал,
этого хватит, однако ошибался. Меня снедало то, что справедливость не была восстановлена.
Он не расплатился за вс сполна – не только за жизнь Эллы, но и за жизнь е ребнка. Два
месяца спустя я снова вызвал его на дуэль и промахнулся, как, собственно, и он. Моя ярость
не ушла. Он отказался встретиться со мной последний раз, и я ждал ещ несколько месяцев,