Застава
Шрифт:
Этот поход с Калькой явно не был обычной проверкой тех зон, где чаще всего появлялись новички, и уж тем более ничуть не напоминал проверку известных нам троп контрабандистов. Мы пошли в противоположную сторону от Антарии, пересекли железку, долго блуждали среди лысых унылых холмов (на моей карте они были помечены как совершенно бесперспективная зона, я там ни разу не был и вообще не слышал, чтобы там кто-то открывал портал).
Но Калька здесь явно бывала. И кого-то ждала.
Мы выбрали место на плоской вершине продуваемого
Я посмотрел на Кальку. Она сняла с плеча винтовку, положила на аккуратно постеленную газету. Газета была земная, «Комсомольская правда».
– Спортсменка, – сказал я. – Спортсменка, комсомолка и просто хорошая девушка.
Калька, кажется, не поняла. Косо посмотрела, скупо улыбнулась и на другой газете (это оказался драный лист «Коммерсанта») разложила дорожную снедь – копченую колбасу, черный хлеб, банку шпрот. Мы перекусили. Я несколько раз пытался шутить. Калька натужно улыбалась.
Нет, это явно не было хорошее время для романтического пикника.
Потом она посмотрела на часы и как-то резко ускорилась. Сгребла остатки еды и запихнула в рюкзак вместе с газетой, пустую банку вдавила каблуком в землю (в Центруме не заморачивались по поводу экологии сверх меры – с их экологией уже случилось все, что только могло). Легла на землю, прижала приклад к плечу.
– Что мне делать? – спросил я, ощущая нелепость происходящего. Вокруг никого не было.
– Просто смотри, – сказала Калька. – Вот куда я целюсь, туда и смотри.
– Лечь? – уточнил я на всякий случай. – Торчу тут… как тополь на Плющихе.
Откуда у меня этот тополь вылез, из каких уголков памяти? Я ведь даже не смотрел «Три тополя на Плющихе». Но Калька тем более меня не поняла. Мы с ней выросли в разные времена. Всего-то десять лет разницы – а как будто другая цивилизация.
– Как хочешь, – сказала Калька, не отрывая прицел от глаз. – Мне не мешает.
Кого она там высматривает, в пустых холмах? Никого же…
Метрах в трехстах, в ложбинке между холмами, радужно полыхнул открывающийся портал. Небольшой такой, с метр в диаметре, не очень стабильный, судя по трепетанию краев. В портал протиснулся человек. Выпрямился.
Я смотрел как зачарованный и ничего не мог понять. Калька знала, что портал откроется именно тут? Но как?
Гулко ударил винтовочный выстрел. Человек рухнул ничком, лицом в жухлую траву.
– Ты чего? – завопил я. – Ты что творишь, Калька?
Девушка поднялась, молча забросила винтовку за спину и пошла вниз. Я выругался и поспешил следом. Калька шла быстро, не оглядываясь.
– Мы не убийцы! – продолжал я орать ей в спину. – Мы не бандиты! Мы не стреляем в человека только за то, что он попал в
– Помолчи, и без тебя тошно, – бросила Калька через плечо. Таким тоном, что я и впрямь заткнулся.
Мы подошли к телу, лежащему в темной луже. Лужа была небольшой, сухая земля охотно пила кровь. Кожаные туфли, джинсы, хлопчатобумажная куртка – стандартная одежда путешественника в Центрум.
И заколка в длинных волосах.
Женщина.
Это потрясло меня едва ли не больше, чем выстрел Кальки.
Если бы это был мужчина – у меня нашлась бы куча правдоподобных объяснений. Но это была женщина. Немолодая.
Калька перевернула тело и несколько секунд смотрела в лицо убитой. Потом встала. Я с некоторым страхом всмотрелся в жертву – я боялся найти сходство с лицом Кальки.
Но и сходства не было.
– Зачем ты это сделала? – спросил я.
– Поверь, так было надо, – тихо ответила Калька. – А теперь, теперь надо похоронить. Поможешь?
Пуля пробила женщине сердце, крови было много, но я все-таки обшарил карманы. Никаких документов. Никакого снаряжения. Никаких украшений, кроме сугубо функциональной заколки для волос. Никаких денег. Никаких товаров.
Ничего.
– Зачем ты взяла меня с собой? – спросил я. – Учти, копать я не буду. Хоть у тебя и ружье.
«Хороший, плохой, злой» Калька тоже, видимо, не смотрела.
– Я хотела, чтобы ты это увидел.
– Зачем? – тупо повторил я.
– Чтобы ты принял решение, что со мной делать.
– Если следовать уставу, то тебя надо отдать под суд. Ты убила невинного человека.
– Я убила человека, заслужившего смерть, – твердо сказала Калька. – Но я не смогу это доказать… и не хочу объяснять, в чем дело. Есть только мое слово. Понимаешь? На моем месте ты поступил бы так же.
– Но за что…
– Я не буду объяснять, – твердо сказала Калька. – Все, вопрос закрыт. Либо ты помогаешь мне ее похоронить и молчишь о случившемся. Либо арестовывай и тащи на суд. Я не буду сопротивляться и убегать.
– То есть ты взяла меня, чтобы я принял решение – поверить тебе или нет?
– Да, – она посмотрела мне в глаза.
– Сумасшедшая, – сказал я. – Дура! Я все понимаю, я… да, я тебе верю… но зачем ты втянула меня?
– Потому что устала носить свою ношу одна, – ответила Калька. – Решай, Ударник.
Я сдался. Я ничего не понимал. Я видел, что от Кальки ответа не будет. Только что на моих глазах она совершила преступление, убила безоружного человека, женщину. Но я не мог ее предать.
По-моему, она вообще первый раз в жизни кому-то доверилась.
– У тебя есть лопата? – спросил я.
– Да. Саперная. – Ни радости, ни облегчения на ее лице не было. Она сняла рюкзак, где, очевидно, и держала лопатку.
– То есть ты заранее знала, чем все кончится? А откуда ты знала, что она выйдет здесь?