Затаив дыхание
Шрифт:
Он будто перенесся на лесную тропу в тот самый момент. Черный и серый Мерлин, ни к чему не пристегнутая тень, шел к лугу, тогда как Грейди остановился. Над головой зеленый полог из слившихся игл, темно-зеленый, недвижный, пахучий. Впереди стволы сосен и ветви, практически черные на фоне мерцающего медного света, притягательного и сверкающего света, очень важного света, света.
Воспоминание поблекло, из леса Грейди перенесся в настоящее, на кухню, обнаружил, что уже стоит у стола и опрокинул стул, когда резко поднимался. Он не просто вспоминал, с ним случилось
Раньше, когда все это происходило наяву, он даже не понял, какой удивительный видел свет, и только теперь, через воспоминание, из безопасного настоящего, осознал, что жизнь свела его с чем-то совершенно необычным, никому не ведомым.
Волосы на голове встали дыбом, шея стала липкой от холодного пота, гулко застучало сердце.
Глаза Грейди приспособились к темноте, и он видел Мерлина, стоявшего в нескольких футах, напрягшегося, с интересом разглядывающего его.
За окном, за укрытым тенью крыльцом, горящая луна, казалось, засыпала двор и деревья фосфоресцирующим пеплом. И ночь застыла, словно дом перенесся в безвоздушное пространство.
А потом что-то шевельнулось в ночи: быстрое, гибкое, о четырех лапах, белое. Два этих «что-то».
В самом дорогом из пяти ресторанов отеля-казино пол большого бара выложили черным мрамором и инкрустировали ромбами из золотистого оникса. На стены оникс тратить не стали, зато потолок блестел целыми панелями оникса, подсвеченными изнутри. И за барной стойкой из того же черного мрамора место зеркала занимали подсвеченные сзади панели из оникса, по которым бежали силуэты волков.
Если бы Дракула сменил профессию и стал дизайнером по интерьерам, он, возможно, предложил бы заказчикам именно такой проект.
Сев за стойкой, Ламар Вулси заказал первый алкогольный напиток за весь вечер: бутылку датского пива «Элефант».
Некоторые люди за столиками ждали, когда метрдотель пригласит их на обед, но те, кто сидел у стойки, пришли сюда не для того, чтобы пообедать. Мужчины составляли большинство, но, мужчины или женщины, все они покинули казино, чтобы отсрочить самоуничтожение.
Их настроение разнилось, от натужной веселости до мрачной погруженности в собственные мысли, но все они производили на Ламара одинаковое впечатление: от них так и веяло отчаянием.
Они пришли к азартным играм с надеждой. Эмили Дикинсон [10] , поэтесса, написала: «Надежда — нечто с перьями, что прячется в душе». Но если человек питает ложную надежду, нечто с перьями может превратиться в остроклювого ястреба, который выклюет душу и сердце.
В присущей ему добродушной манере Ламар поболтал с шестью беглецами от карт и костей. В какой-то момент, после философской тирады, он задавал один вопрос: «Не думайте, просто ответьте. Какое первое слово приходит вам в голову, когда я говорю надежда!»
10
Дикинсон,
Все еще на первой бутылке пива, Ламар не знал, какой ответ он сочтет оптимальным, но его не было среди первых пяти: удача, деньги, деньги, перемены, никакое.
Шестым собеседником Ламара оказался Юджин О'Мэлли, мужчина лет под тридцать с таким невинным лицом и скромными манерами, что даже со щетиной на щеках и подбородке и налитыми кровью глазами он не выглядел порочным, только несчастным.
Положив обе руки на стойку, сцепив пальцы на бутылке пива «ДДД», на вопрос Ламара он ответил: «Дом».
— У вас есть дом, мистер О'Мэлли?
— Зовите меня Джин. Да, по дороге в Хендерсон.
— И это дом дает вам надежду?
— Лиана. Моя жена.
— Она хорошая жена, да?
— Лучше не бывает.
— Тогда почему вы здесь, О'Мэлли?
— Должен быть на работе. Бригадир ночной смены строителей.
— Никакого строительства я поблизости не заметил.
— Кому нужна вторая смена при таком состоянии экономики? Потерял работу неделю тому назад. Не могу заставить себя сказать об этом Лиане.
— Но, мой дорогой О'Мэлли, если она достойная женщина…
— Ее уволили в июле. Через шесть недель родится ребенок.
— Вот вы и решили, что удача должна повернуться к вам лицом.
— Ошибся, Эд.
В баре Ламар представлялся как Эдуард Лоренц.
— Много проиграли? — спросил он.
— Теперь всё много. Я спустил четырнадцать сотен, половину выходного пособия. Не знаю, что со мной случилось, просто рехнулся.
Ламар допил пиво.
— Вы не станете проявлять свой ирландский темперамент, О'Мэлли? Не врежете старику за то, что он задаст грубый вопрос?
— Вы не такой уж старик, да и грубости я от вас не слышал.
— Только никакой лжи… Вы — заядлый игрок или всего лишь чертов дурак?
Джин рассмеялся.
— Умеете вы найти подход к людям, Эд. Я — чертов дурак, который никогда больше не заглянет в казино.
— Пожалуй, я вам верю. Никогда не встречал лжецов среди О'Мэлли.
— Вы знакомы со многими О'Мэлли?
— Вы первый. О'Мэлли, вы знаете, кто такой Исаак Ньютон?
— Ученый или что-то такое.
— И ученый, и что-то такое. Сотни лет ньютоновская физика давала науке инструменты, необходимые для построения современного мира. Теории и методы Ньютона по-прежнему работают, но теперь мы знаем, что многие из них несовершенны и даже ошибочны.
— Как же они могут работать, если они ошибочные?
— Это связано с редуктивистским подходом и влиянием аппроксимации на достоверность кратковременного эффекта.
— Да, разумеется, — и О'Мэлли закатил глаза.
— Эйнштейн уничтожил ньютоновскую иллюзию абсолютного пространства и времени. Квантовая теория положила конец самой идее контролируемого измерения процесса.
— И сколько пива вы выпили, Эд?
— Все это имеет непосредственное отношение к приятному сюрпризу, который ждет вас, О'Мэлли. Вы знаете Галилея?