Затерянные в истории
Шрифт:
Особенно женщины в этом смысле казались уродливыми. Они ведь какими должны быть? Стройными, лёгкими, с большими глазами, с чистым лицом. С бровками тоненькими и ресницами густыми и длинными. Аля понимала кое-что в женской красоте, сама любила рисовать. С детства принцессы у неё замечательно получались. Правда, признаться честно, очень на Барби — на "барбей", как говорил папа, — похожие. Но всё равно ж красивые — этого никто из девочек в классе не отрицал. Даже Ленка Мысина, задавака противная…
Да, здешние женщины красотою не блистали. О стройности и говорить нечего —
Невольно Алина тоже залезла себе под волосы. Как бы кто здесь в них не забрался. Кусаться вроде не кусаются, но голова как-то подозрительно чешется…
И грязными этих людей назвать было нельзя. Раскрашены они были от души — в смысле, мужчины. Точнее, мальчишки, которые на данный момент оставались на месте. Да двое воинов, что тоже не пошли с охотниками. Впрочем, не пошло их больше, но остальные затем куда-то исчезли. А эти двое остались сидеть чуть ниже на склоне — совершенно неподвижные, словно памятники.
Воины были раскрашены в рыжее и серое. Видно, этой, как её, охрой. И глиной. Как оно всё не сошло за ночь, было непонятно. Или подновили наутро?
Женщины же были украшены некими пупырышками — словно под кожу им в определённом порядке засунули мелкие шарики. Даже у маленьких девочек такие рисунки были. Будто из бородавок, вот! Только не такие противные. А просто как бугорки. У некоторых даже на щеках и на лбу.
Правда, пахло от всех. Ногами и подмышками. Но во-первых, Алина уже притерпелась. А во-вторых, знала — папа говорил, — что в той же Африке запах человека специальную роль играет. У пигмеев, как рассказывал дядя Олег, папин друг, это чуть ли не целый язык. На охоту одними травами "надушиваются", дома другими, а третьими для… Тут они ухмылялись и переглядывались многозначительно, папа с дядей Олегом. Ха, считают её маленькой! Будто она не понимала, о чём они умалчивают. Впрочем, Алина тогда вида не показывала — мужчинам незачем знать лишнее про женский ум.
Да и что говорить про здешние запахи, коли вон мама даже дома изредка подкалывала папу, чтобы тот прекратил метить "свою территорию" брошенными в угол носками. И убирал их куда-нибудь. А папа искренне отвечал, что ничего, дескать, они ещё не вонючие, всего день походил…
Алина даже хихикнула, вспомнив, как фыркала мама, изображая возмущение такой негигиеничностью. Эх, где это сейчас…
Словно в ответ на её размышления к ней подошла давешняя "ведьма". В руке она несла обмазанную глиной… корзину не корзину… плетёнку. В форме кастрюли. Из плетёнки вился дымок.
"Ведьма" — или лучше ведунья? — что-то сказала, твёрдо, но дружелюбно.
Алина покачала головой: не понимаю.
Женщина повторила медленнее, одновременно поводила вокруг себя руками, а затем изобразила, будто трёт себя. И показала наружу,
Девочка поняла, что её зовут в чём-то поучаствовать. Может, действительно помыться. Кажется, что-то похожее на слово "вода" — точно, слово "вода" прозвучало! Тогда ясно. И в самом деле — сколько уж они не мылись. Вообще в воде не были. За исключением того пляжика со страшилищами…
Её передёрнуло.
Она посмотрела на Антона. Тот лежал спокойно и, казалось, просто спал.
Женщина успокоительно улыбнулась и помахала горизонтально ладонью правой руки. Жест был на удивление человеческим: "Ничего, дескать, всё под контролем!"
Алина поднялась и пошла за ней к выходу из пещеры. По пути к ним присоединились ещё четыре или пять женщин и девочек. А также трое мальчишек. И, уже снаружи, один из тех воинов, что так замечательно неподвижно сидели, держа на коленях свои копья.
Женщина тронула Алину за плечо и кивнула, показывая вниз. Потом взяла за руку и повела. Девочка было дёрнулась — непонятно, что ей предлагают делать, — но от ведуньи исходило спокойствие и в то же время решительность. Хватка была сильной — и захочешь, не вырвешься. В общем, лучше не связываться. Не съедят же они её, в конце концов!
* * *
Вовсе они не на охоту пошли. Выйдя из пещеры и пройдя мимо домиков-вигвамов — Сашка про юрты знал из телевизора, но слово "вигвам" ему больше нравилось, потому что вместо него сразу приходило на ум "фиг вам" из мультика про Матроскина, — охотники миновали полосу высоких кустов и вышли на небольшую полянку. За нею снова кудрявились заросли, а дальше лежала долина. Её окаймляли горы. Но они были далеко и потому больше напоминали клыки сине-зелёного цвета, которыми долина прихватила кусок неба.
По центру этой "челюсти" змеилась река, одетая в зелёную шкуру растительности по её берегам. Вдали она раздваивалась — или, вернее, в неё впадал приток, — отчего речка напоминала длинное жало.
Конечно, Саша знал, что у змеи это не жало, а язык, и кусается это подлое пресмыкающееся зубами… Только что на себе испытали, можно сказать. Но так называть было привычно.
Остальное пространство занимал в основном лес. И высокая трава, перемежающаяся зарослями кустов, там, где лес отступал. И на первый взгляд всё выглядело безжизненным. Разве что в небе парили точечки птиц.
А чего ты хотел, спросил себя Саша, — стадо давешних ящеров увидеть? "На прогулку у реки выбегали диплодки"? — как когда-то процитировал стих своей дочки дядя Дима Захаров, друг Алькиного отца. Ну уж нафиг!
— Са-шха, — тронул его за плечо Рог. — Шшифф!
Чего? "Корабль"? Тьфу! Это ж — "идти" по-местному. Вчера же только учили! Уже забыл. Действительно звук напоминал шелест травы, когда через неё топают ноги.
Они подошли к некоему сооружению в центре полянки. Вернее, сооружением назвать это нечто — значило бы сильно перехвалить. Больше напоминало фигуру из "городков". Лежащую. Большая толстая палка походила на туловище, четыре поменьше явно изображали ноги, ещё две — хвост и шею. На месте головы красовался большой зелёный камень. В минералогии Саша не разбирался, но решил, что это малахит. Почему так решил, сам не знал. Пусть будет.