Затерянный остров
Шрифт:
— Я вообще-то пишу книгу.
— Это ничего не меняет. С таким же успехом вы могли бы писать ее и дома. Вы не ради книги сюда приехали, а ради своего глубоко романтического склада. Что же касается объективного взгляда без иллюзий, то вы не объективнее меня, а может, даже менее объективны.
Минут пять они беззлобно спорили на эту тему, но, разумеется, каждый остался при своем.
— Хорошо, Халберри, — сдался наконец Уильям, — ответьте мне, положа руку на сердце, вам здесь нравится?
— Нет. Не особенно. Но здесь ничуть не хуже, чем где бы то ни было еще. И это не позерство, я попросту констатирую факт. Если бы здесь чаще находилось с кем поговорить, я точно поставил бы этот остров выше всех остальных мест на свете. А так мне просто довольно неплохо.
— Это уже интересно. И как, вы испытываете к ней какие-то чувства?
— Похоже, что да. Сам не ожидал. Я никогда особенно не жаловал женщин, так что подобное испытываю впервые. Она большая умница, хотя и не особенно умна, без единой собственной идеи в голове, зато у меня их избыток. У большинства моих знакомых, наоборот, эрудиции через край, а смекалки нет, идей много, а здравого смысла ноль, так что она вносит приятное разнообразие. Иногда ко мне даже возвращается животная вера в жизнь. Стало быть, немецкого словаря у вас не найдется?
— Нет, к сожалению. Но может, еще чем-нибудь могу быть полезен?
— Вряд ли. Впрочем, если хотите, можете остаться тут, со мной. С вами приятно поговорить. Оставайтесь, поживите несколько месяцев.
— Увы, не получится. Мы, признаться честно, не просто ради удовольствия тут, а по делу — что-то вроде поиска сокровищ.
— Ну и глупо. Гораздо разумнее было бы остаться здесь и беседовать сколько душе угодно. Ваше сокровище окажется на поверку сущей ерундой, да и маловероятно, что вы его отыщете — обычно никто ничего не находит. Тем не менее приятно было познакомиться с представителем братского вымирающего народа — я-то себя уже причисляю к маркизианам. Иногда любопытно даже, какой исчезнет с лица земли раньше. Ну что же, прощайте, Дерсли.
Когда шхуна уже отчаливала, в небольшой группке машущих и кричащих туземцев вдруг возникла долговязая фигура.
— Это тот англичанин, про которого нам говорили? — поинтересовался Рамсботтом.
Уильям подтвердил догадку и поделился выдержками из беседы с Халберри.
— Надеюсь, тут он и останется! — возмущенно фыркнул коммандер. — Не терплю таких. За подобные разговоры нужно головы отрывать. Слишком много нытиков сейчас в Англии развелось, только панику разводят. Пусть сидит тут, пока не обретет веру в жизнь.
— Но ведь к тому он и стремится, — возразил Уильям.
— Тогда почему не обретает?
— Ну, коммандер, — урезонил его Рамсботтом. — Легче сказать, чем сделать. А вы никак не поймете.
— Значит, нечего ему прозябать здесь, — отрезал коммандер. — Нечего бежать от жизни. Пусть идет и исполняет свой долг. Вот в чем беда с этими молодыми интеллигентами — никакого чувства долга, никаких обязательств. Только умы смущают. Даже здешние вымирающие туземцы мне куда милее, чем такие типы. Да и вы, Дерсли, простите за откровенность, в чем-то с ним одного поля ягоды.
— Прощаю, коммандер, — ответил Уильям, любуясь мрачным величием острова, который высился за кормой в своей короне из зубчатых пиков и темно-зеленой мантии лесов. — Говорите что хотите. Я так запутался в себе, уже и не знаю, какого я поля ягода, поэтому возражать не буду.
— Мой совет, сынок: хватит копаться в себе, — вмешался Рамсботтом. — Я давно перестал, и с тех пор мне живется куда веселее. Теперь могу и удивить себя, и побаловать. Ну что, это уже последний из безумных островов или будут еще, прежде чем мы наконец отправимся на поиски нашего незнамо чего?
— Еще один, кажется, — ответил коммандер. — А потом прямым курсом на Затерянный.
— Если никакой больше гром не грянет. Ради Бога, коммандер, — взмолился Рамсботтом, — приглядывайте за капитаном, второго поворота назад я не выдержу. На этот раз, друзья, осечки быть не должно.
7
Осечки не случилось. Капитан Петерсон взял курс на пересечение одиннадцати градусов сорока семи минут южной широты и ста двенадцати
Меры предосторожности не развеяли сомнения капитана. Плату за фрахт он потребовал вперед (имея на то полное право) и даже принес на подпись собственноручно составленный замысловатый договор. Как и капитан Преттель, он полагал, что пассажиры ищут пиратские сокровища, а поскольку не верил в существование острова как такового, считал всю затею напрасной тратой их денег и его времени. Теперь он то и дело посматривал на пассажиров с жалостью и понижал голос, обращаясь с ними как с душевнобольными. Своим отношением он безмерно разочаровывал Уильяма, который после всех разглагольствований о викингах вообразил, что капитана обрадуют приключения и поиски неведомого. Да что там! Рамсботтом, оптовый торговец бакалеей из Манчестера, и тот оказался легче на подъем, чем этот дутый романтик с тихоокеанской шхуны. Уильям поделился своей досадой с коммандером — за долгие скучные дни в море все привыкли не держать наболевшее в себе, — но коммандер, все это время невозмутимо выслушивавший многочисленные доводы капитана против перехода, не согласился. Он понимал и разделял опасения Петерсона, вполне естественные, по его словам, для ответственного шкипера. Ведь Петерсон должен доставить их всех в целости и сохранности, тогда как Рамсботтом попросту не представляет, какие трудности ждут впереди.
Однако сомнениями в существовании Затерянного заразился и Рамсботтом.
— Все эти разговоры о пропадающих островах меня чуток настораживают, — признался он Уильяму, когда оба смотрели, как перекатываются за бортом длинные тихоокеанские волны. — Больно они часты. Я не утверждаю, что ваш дядя не высаживался на острове — наверняка высаживался, да и образец руды тому порукой, — но вот обнаружим ли этот остров мы, другой вопрос. Капитан долго рыскать по морю не станет, и его не за что винить.