Затески к дому своему
Шрифт:
– Комиссаром был в пионерском отряде…
– Ох уж эти мне комиссары, – посмеялся Анисим. – Ну, ладно, сколько ни стой, а инструмент в дело пускать придется. – Анисим вынул из мешка стружок, смахнул с колодины снег. Стружок смотрелся маленьким бульдозером.
Прежде чем подрубить дерево, Анисим обстукивал его на два ряда, слушал, как оно отзывается и куда его направить, чтобы не побил молодняк, не подмял подсад, и тогда уже, поплевав на руки, по-молодецки всаживал топор под «пятку» дерева. Пока Анисим выбирал лесину, Гриша вытесал
– Да не скатывай ты его, – подсказал Анисим. – Так и клади кирпичами стенку, разогреем на огне, когда будем стелить.
Гриша еще сомневался: «Как это: мох – и греть на огне?» Анисим уже наметил лес, Гриша подошел к нему с пилой.
– А эту кедру, папаня, для чего оставил на самой дороге?
– Пусть живет. Она еще одарит нас, мы прямо из окна подставим мешок… И посыпятся шишки… Будем тесать из лиственницы, – взялся Анисим за пилу. – Тяжелее топору, зато радостнее в бору. – Припав на колено, Анисим потянул пилу, приговаривая: – Пила чувствует зубом, а пильщик чубом…
Пила, словно кость, грызла дерево до звона в ушах, но хватила сердцевину, перешла на шепот, только на выходе из окружности опять звонко зазвенела, будто рассмеялась. Анисим успел выхватить из реза пилу, по привычке крикнул: «Бойся!» – и шестом направил лесину в нужную сторону. Лиственница, с шумом прочеркнув вершиной по тяжелому небу, со вздохом упала, взметнув снежную пыль. Грише нравилось валить лес, куда интереснее, чем шкурить, сучья обрубать. Вот елка нафарширована сучками, крепкими, как гвозди.
Анисим выбрал хлыст, у которого покрупнее сучья. Гриша присмотрелся, как ведет отец топором: он захватывает тело ствола вместе с сучком. Попробовал и Гриша так. «Тюк» – и с одного раза слетел сучок, и ствол стал глаже.
– Григорий, конец шнура не найдешь? – не переставая тюкать топором, выкрикнул Анисим.
– Лески кусок есть. А зачем тебе?..
– Неси сюда – посмотришь. И головешку захвати.
Ошкуренные бревна, как пасхальные яички, лежат на подкладках. Гриша по бревнам, как по лестнице, принес леску и дымящуюся головешку.
Анисим уже успел разметить бревно и стоял с меркой и стружком в руках.
– Строгать, что ли, надумал?
– А ты как хотел? Без паза и мох высыпется…
– Но это же не терем и не контора… строгать.
– А чем мы хуже? – притушил в снегу Анисим головешку и натер шнур. – Жить-то сами будем.
Гриша знает, что такое выбирать паз в мерзлой лиственнице – накланяешься бревну. Накатили в «станок» бревно – зажали клином, чтобы не крутилось, натянули шнур вдоль бревна и по разметке отбили полоску; на ширину паза сместили шнур, оттянули, как струну на балалайке, – дзынь, – и другая полоска.
– Вот и провели железную дорогу, – взялся за топор Анисим. – А кстати, Григорий, как насчет железной дороги? – напомнил Анисим.
– Готов…
– А котел выдержит? – легонько потыкал в Гришин
– Сдюжит кашу исти, – засмеялся Гриша, – сила, папань, в гудке.
– Ну раз так, прокладывай дорогу.
– Завтра займусь, прямо в стену заезжать будем…
Машет Гриша топором, а солнышко все еще висит на шее «Трех братьев».
– Не мешало бы, сын, – не отрываясь от топора, говорит Анисим, – проверить ловушку да уху состряпать…
Гриша вогнал носок топорика в бревно и взялся за шапку. Анисим только распочал еще одно бревно, как с реки донесся Гришин голос:
– Папань, иди сюда скорее!
Не дождавшись отца, Гриша прибежал сам.
– Где ружье?
Анисим кивнул на шалаш.
– А я подумал, таймень запруду повалил, – вкрадчиво сказал Анисим.
– Зверь попал, лоток грызет…
– Соболь, что ли?
– А кто его знает». Побежали!
Анисим спрятал под бревно топор и рассмеялся над собой: привычка дурная – прятать, вот что вытворяет над человеком незадачливая жизнь. Гриша с ружьем бежал по берегу, Анисим скорым шагом следом за ним зашел на плотину.
– Ну, где зверь, зверина, пусть скажет свое имя.
– Был, папань, – стушевался Гриша, осматривая латок. – Только что был…
– Большой?
– Во, – показал Гриша на полметра от земли. – Давай капкан поставим…
– Да-а, – протянул Анисим, изучая след. – Был зверь – колонок. У страха глаза велики…
– Да не испугался я, – обиделся Гриша. – Позвал поймать.
– Я и не сказал, что испугался, – выбирая из лотка рыбу и выкидывая ее на лед, как бы извинился Анисим. Рыба, наматывая на себя снег, затихала.
– Ленок, хариус, вот и заветный таймень, – поднял Анисим за жабры с изогнутым в дугу хвостом таймешонка.
– Недомерок, – фыркнул Гриша.
– Все равно таймень, – не согласился Анисим.
Гриша взвесил на руке рыбину.
– Пирог бы маманя загнула.
– Унесем домой, – поддержал Анисим. Он собрал, как дрова на руку, рыбины и направился к шалашу.
Гриша в одной руке нес за жабры таймешонка, в другой – ружье. И все никак не мог успокоиться: колонок – зверек с рукавицу, не больше, а ему показался с собаку. Может, кто другой? Опять след – никуда не денешь… Когда пришли к костру, Анисим спохватился:
– Не догадались выпотрошить рыбу на берегу. – И ссыпал за колодину улов. – Так что будем, Григорий, готовить: щербу варить или в золе запекать?
– И щербу, и в золе, – взялся Гриша за нож, выбрал покрупнее ленка и побежал на речку.
Анисим собрал вокруг огнища огрызки обгоревших веток, угли, сложил на середину костра горкой. Сухие веточки неброско горят, зато жар дают, дрова накаляют, – верная растопка.
Да и щербу приготовить особого труда не составляет, вскипела вода, посолил, кинул рыбу, собрал ложкой пену. Глаза у рыбы побелели, лаврушки бросил листик – и готово, снимая с огня. А вот в золе запечь – повозиться надо.