Затворник
Шрифт:
Неизвестно, чем бы все обернулось, если бы не подошел хозяин, которому кто-то доложил о заболевших. Когда ему сказали, что стражник собирается убить рабов, то Колах раскрыл рот от удивления, глаза его выпучились, а мохнатые брови взмыли вверх, скрывшись под серыми с проседью космами.
– Ты спятил!
– заорал купец на Коясэра, - Этот раб принадлежит мне, а ты хочешь взять и зарезать его!? Ты кто, человек или волк!? Вы все стали глупыми и злыми как звери! Вы не можете брать на войне много пленников, вы можете только убивать больных! Вы берете мало пленников, и мне надо платить за каждого золотом! А если раб заболел, ты хочешь его зарезать! Убирайся, я не хочу тебя видеть!
Прибежал старший надсмотрщик.
– Лекаря найти!
– приказал ему Колах.
– А этого волка долой с моих глаз!
– показал он на Коясэра - Пусть идет за последней телегой, за колодниками! Чтобы я его не видел, пока не прибудем в Чолонбару! А там я буду думать, как с ним поступить!
Отправили всадника в ближайший городок за лекарем. Уже заполдень целитель приехал в крытом возке, тут же зашел к больным в палатку, и вскоре вернувшись, сказал хозяину:
– Одному лекарь не нужен, его вылечить нельзя. Он еще дышит и может говорить, но все равно уже умер. Еще двоих вылечить можно. Я могу взяться их лечить, но им нужно теплое жилище и уход. Тогда за две недели они будут здоровы, а еще за неделю к ним вернутся силы. Четвертому лекарь не нужен, его быстро вылечит плетка.
– Будет жилище!
– сказал купец - Мои люди найдут в селении дом, где они останутся пока не будут здоровы. Я буду платить и тебе, лекарь, и хозяину дома, за кров и за еду, но эти двое должны стать здоровы! Тогда с первым же обозом в Чолонбару они пойдут дальше.
Уплатили лекарю, сколько он запросил, послали людей пройтись по селу и сговориться с хозяевами.
– Что они говорят?
– шепотом спросил Хвоста Зеленый, который по-бенахски не понимал.
– Говорит, один умрет, его не вылечить.
– ответил Хвост так же скрытно - Двоих будут лечить, а один, вроде как, притворился больным. Того будут наказывать.
– А кто есть кто?
– спросил Крикун.
– Умирает, наверное, Селезень.
– сказал Зеленый - а который притворщик?
– Хозяин-то добрый у нас.
– услышал Хвост из-за спины голос Смирного - Где мы еще видели, чтобы с пленниками так няньчились!
– Он до первого распутья добрый!
– ответил Зеленый - Ему надо, чтобы мы до места дошли, да там кайлом отмахали свое, прежде чем передохнем. Он же за нас деньги заплатил.
Хвосту было плевать, до какого распутья останется добрым жирный бенах, и отчего в нем была такая забота о рабах - от корысти или от человечности. Царапина спасется, может быть - вот, что главное. То, что он был в самом деле болен, Хвост ни на миг не сомневался - не таков был его верный друг, чтобы прикидываться больным перед врагами. Впервые с самого пленения Хвостворту был хоть чему-то рад. А Селезень... Вот его-то жалко...
– А что делать с тем, кто умирает?
– спросил хозяина стражник.
– Что с ним делать? Его пусть отнесут в дом с больными. Пусть его отогревают и поят водой, если будет просить. Пусть умрет, как полагается человеку. Еще одного лекарь советовал лечить плеткой - так не спорьте с лекарем, ему лучше знать! Лечить его плеткой, пока не станет самым здоровым в этих краях! Через три дня одеть на него колодки и привязать к последней телеге. А когда придем в Чолонбару, то придется подыскать для него рудник поглубже, чтобы этот раб больше не болел!
– сказал хозяин и пошел в свой дом-повозку.
Проститься с земляками дубравцам не позволили. Скоро за больными из селения приехала повозка с двумя мужиками, и увезли прочь Селезня, которого из палатки вынесли так же на руках. Следом в телегу отвели Царапину и Круглого. Ладонь вытолкали на воздух взашей, распялили на земле и хорошенько высекли на виду у всех. Но секли, как прежде, не с усердием - только для страху ему и другим. Потом связали по рукам и увели в конец обоза. Пока ждали лекаря, уже был готов обед, и подкрепившись, вереницы пленников с охраной тронулись дальше.
Так Хвостворту расстался со своим другом, с которым шел из Новой Дубравы в Горы, с первого дня воевал в ополчении, вместе был взят в боярство, с кем на пару голодал, мерз, сражался, с которым разламывал пополам последний сухарь, пил из одного котелка, грел руки над одним огнем, и вместе мечтал о мирном житье в Дубравском Краю...
"Бежать! Бежать теперь при первом случае!" - думал Хвост просебя.
3.3 РЫБНАЯ ЛОВЛЯ.
Случай убежать все не подворачивался. Оторваться от цепи Хвост не мог, заводить разговор с кем-нибудь, чтобы вместе составить толковый замысел - опасался. Тунганыч, Башмак, и за одно - притворщик Ладонь, плелись позади последней телеги, и ночевали в колодках. Оказаться в одной связке с ними Хвостворту совсем не хотел. Тем временем неделя за неделей проходили в дороге.
Гнали все дальше и дальше. Петляли, обходя болота и озера, отклонялись то к рассвету, то к закату, но все равно уходили севернее. С открытых мест и пригорков на восходе все так же виднелись подернутые дымкой Горы, но сколько было до них пути отсюда?
"Наверное, по ту сторону Гор уже не Дубравская Земля - думал Хвостворту - Там, к полуночи от нашего Горюченска, лежит Красногорский край. Оттуда возят железо в Новую Дубраву, а нас тоже ведут руду копать. Значит, и на этой стороне Хребта добывают железо..."
Толку от этих догадок пока не было никакого. Будь Горы хоть в трех шагах, Хвосту до них еще надо было добраться...
Чем дальше на север уходили связки пленников, тем страна становилась безлюднее, путь от одного селения к другому - дольше. Встречалось все меньше лугов и полей, вместо них болота, широкие как целые поля, раскидывались по сторонам от дороги. И становилось все холоднее. Здесь и там виднелись в голых лесах нерастаявшие снежные навалы, Ночью вода в лужах покрывалась скорлупкой белого льда. А с неба вместо уже привычного по эту сторону гор зимнего дождя, валил хлопьями сырой липкий снег, иногда настоящей метелью налетавший на невольников.
Но и здесь весна брала верх. Снег, упавший на открытые места, быстро таял, солнце в зените светило порой так, что одежда на спине становилась горячей. И продрогшие на привале пленники спешили нагреться вволю и будто запастись теплом на ночь.
Вереницы двигались положенной дорогой, переход за переходом, день за днем.
Добрый господин Колах делил свою повозку с бледной девкой не старше семнадцати лет. Хвостворту иногда видел ее, когда на стоянках она медленно выходила из походного домика, и бренча связками ожерелий (не тех, которые были на Хвосте и товарищах, а настоящих, из золота и серебра) шагала на постоялый двор. Взгляд ее из-под опущенных век всегда скользил по земле, поднимаясь лишь на самых важных из встречных господ. На стоянках же в поле - что дневных, что ночных, она вовсе никогда не покидала повозки. Только слуга иногда заглядывал за дверцу этого теплого передвижного гнездышка и вытаскивал оттуда ночной горшок. Еще иногда на ночных привалах Хвостворту, перед тем как заснуть, слышал из возка мерные, но громкие и частые женские стоны. То ли господин Колах старался там на славу, то ли девка этими ахами и охами нарочно веселила душу косолапого обрюзглого жирного старика с гноящимися глазами.