Затворник
Шрифт:
Хвост и его подневольный товарищ положили по очереди головы на станок, и мастер в два удара разъединил их ошейники.
– Сидеть, как собаки на цепях, плохо!
– смеялся черноусый - Теперь будете пастись как стреноженные кони! Так, конечно, лучше!
С этими словами он связал рыбакам ноги толстой веревкой. Завязал в такие мудреные узлы, что концов было не видно. Теперь Хвост не мог развести ноги больше, чем на две трети локтя
– Пошли с нами!
– сказал усатый - Коясэр, пошли сюда!
Рыбаки мелкими шажками засеменили к реке, следом за ними двинулись охранники. Но
– Эй! Куда идете! Здесь рыбу не поймать!
– А куда надо?
– крикнул в ответ Коясэр.
– Идите туда!
– показал старшина рукой на лесок ниже по реке.
– Там пройдете двести шагов, будет заводь. Пусть ловят рыбу там. И возьмите с собой рог. Если что-нибудь увидите, то сразу трубите в рог!
Пройдя по светлому сосняку ровно столько, сколько сказал старшина, рыболовная артель действительно вышла к заводи. Коясэр разжег костер из захваченных в лагере сухих веток, а усатый сел рядом, вытащил из-за пазухи фляжку и хлебнул вина. Потом он швырнул пленникам четыре удочки - накрученные на брусочки мотки толстой нити с крючками, поплавками и грузилами, и велел их разматывать. Сам он начал лепить из ржаного мякиша колобочки размером с горошину.
– Вот вам наживка!
– сказал он рыбакам - Можете сами съесть этот хлеб, если хотите. Но за каждый комок я получу с вас по рыбе, и не меньше. Начинайте, и пусть рыба будет!
Хвостворту и бенах-невольник стали молча удить, слушая, как за спиной двое стражников болтают и посасывают по очереди вино из фляжки. Клевало слабо - изредка один или другой ловец вытягивали из воды рыбку размером с ладонь. Весь улов Коясэр сразу забирал, нанизывал на прутики и жарил над костром. Потянуло таким восхитительным запахом, что во рту у Хвоста мигом разлилось целое озеро жирных слюней.
"Вот же сволочи!
– думал он, поеживаясь от холода - И тепло им у костра, и сыто, и пьяно, так хоть бы голодных людей зря не дразнили! Этот еще - покосился он на сидевшего рядом соучастника - олух, застыл тут как деревянный!"
Бенах сидел так неподвижно, что казалось, и не дышит совсем. Он пристально следил за дрожавшими на ряби поплавками.
У Хвоста клюнуло. Он вытащил очередную рыбешку, вырвал у нее глаз и насадил на крючок. Предназначенный для наживки хлебный катышек отправился в рот, но голода не утолил, а только пуще растравил душу...
Сторожа быстро хмелели. Хвоствоту слышал, как заплетаются их языки. Вино во фляжке кончилось, и бенахи спорили, кому идти в лагерь за добавкой.
– Там все выпьют, пока ты упираешься, как бык!
– говорил Коясэр - Я пойду, принесу нам вина, и больше говорить не надо!
Напарник его ехидно щурился в ответ:
– Подожди! Я помню, как хозяин обещал наказать тебя, когда придем в Чолонбару! В Чолонбаре я расскажу, как ты ругал его всю дорогу. Тогда я угадаю твое будущее быстрее, чем искра погаснет в луже: хозяин отдаст тебя мне под начало, и Коясэр, ты вспомнишь, как здесь спорил со мной и запирался! Я пойду на стоянку и вернусь с вином, а ты сиди здесь, и смотри, чтобы наши рыбаки не жрали рыбу!
Сказав так, хитрый бенах пошел прочь, оставив беднягу Коясэра наедине с невольниками.
Коясэр, оставшись в одиночестве, сидел как на иголках, ерзал и озирался в сторону лагеря. Товарищ его все не показывался, и одинокий воин не на шутку тревожился - не останется ли напарник в лагере, доканчивать оставшуюся выпивку? А самого Коясэра не бросил ли одного, скучать да пялиться на спины пленников?
"Сейчас бы кинуться обоим на него!
– подумал Хвостворту - Пьяного, да вдвоем - прикончили бы мигом, и пискнуть бы не успел! Ножом его веревки перерезали, и в лес! И на кой только этого удода лесного, овцу эту, со мной отправили, а не кого-то из наших! Тоже, видно, побоялись что мы вдвоем сговоримся бежть!"
Хвостворту покосился на соседа. Тот сидел как всегда неподвижно, и без отрыва глядел на поплавок.
"Застыл как околевший!
– злился просебя Хвост - Чтоб правда околеть и тебе, и твоему купчине, и всем бенахам на свете, вместе с королем!"
Тем временем Коясэр дожевал последнюю рыбу, сплюнул остатки костей себе в бороду, вытер руки о кафтан, выругался, и на минуту затих. Эта минута, наверное, показалась истосковавшемуся витязю целым часом. Не выдержав такой маяты, он встал, и крикнул своим подопечным:
– Вы двое, будьте здесь! Я пойду в лагерь - узнаю, не было ли новых распоряжений! Сидите и ловите рыбу, и не вздумайте сами съесть хоть кусочек!
– он говорил, и комок рыбьих косточек болтался в его бороде - Я вернусь скоро, и если увижу, что вы ели рыбу, то высеку обоих, и до самой Чолонбары будете ночевать в колодках! Я пошел.
И действительно, повернулся и чуть покачиваясь в стороны, зашагал к лагерю.
Удивленный Хвостворту посмотрел вслед бенаху, и едва тот скрылся из вида, тут же кинулся развязывать веревки на ногах. Но озябшие пальцы не могли толком ухватиться за твердые как дерево, намертво скрученные петли. Бенах-невольник глянул на него, и снова повернулся к своему поплавку.
– Ты убежать хочешь?
– спросил он.
– Что тебе надо?
– спросил Хвост.
– Этот узел не развязать.
– сказал собрат по несчастью - Надо резать.
– Чем резать? Может быть, у тебя есть нож?
– зло проворчал Хвостворту.
– Ножа нет. Можно сжечь веревку.
– А?
– одернулся Хвост. Он поднялся кое-как на ноги, досеменил до кострища, выловил головешку побольше и принялся раздувать ее.
– Не убегай. В этих местах пропадают люди. Здесь нельзя убегать.
– сказал бенах.
– Ты пойдешь рассказывать обо мне охранникам?
– спросил Хвостворту. Заалевшую головню он подносил к веревке, и волокна одно за другим тлели, чернели и разрывались.
– Нет. Я не пойду о тебе рассказывать.
– сказал бенах, который сам бежать, действительно, совсем не собирался, а следил себе за поплавком.
– Я буду продолжать ловить рыбу. Думаю, до темноты охранник не вернется, тогда я сам вернусь с рыбой к нему. Но я никому не скажу что ты убежал, и не буду напоминать, что ловить рыбу посылали двоих. Они все будут пьяными. Может быть, никто сегодня не вспомнит о тебе, если ты сейчас убежишь. Но эта страна плохое место чтобы убегать. Здесь нет свободы, здесь вокруг только смерть, и еще здесь вокруг рабство.