Завещание императора
Шрифт:
– Лишь для того, чтобы поймать на живца более крупную добычу, – пояснил Тиресий, а Приск сожалеюще кивнул.
– То есть…
– Поймать того, кто велел прирезать Паука.
– Нет, тогда я не пойду… – застонал Фламма.
– Еще как пойдешь, – предрек Тиресий. – Декстр обещал тебе защиту. Будешь умным – уцелеешь. И не только уцелеешь, но и врага отыщешь.
– А можно я Кориоллу буду сопровождать в Комо? – сделал последнюю попытку Фламма.
– Что? – Хозяйка глянула на библиотекаря так, что он тут же забыл все придуманные в пользу этого предложения доводы.
Фламма жалостливо дрогнул бровями: идти к Дестру ловить убийцу – он бы от такой чести с радостью уклонился, но, похоже, друзья не оставили ему выбора. Ну что ж… Придется завтра утром тащиться к Декстру. Тем более что больше никто не собирался предоставлять ему защиту. Утешить его могло лишь одно: поездка Приска на Восток могла оказаться еще более опасной.
Приск молчал, потому что уже отчетливо понял, на что именно намекает Тиресий, говоря об Адриане, и эта догадка показалась ему очень даже правдоподобной.
– Значит, никто из вас не подумал, что Адриан попросту всех посвященных уничтожит вместе с завещанием? – спросил Тиресий почти равнодушно. – А уж потом займется обустройством своих дел.
– Но мы ему нужны… – ни за что не желал сдаваться Фламма.
– Ой ли… Когда речь зайдет о передаче власти, все ваши жизни не будут стоить и квадранта [40] . Ему нужен Декстр. И Приск – до той поры, пока не передаст Адриану пергамент. До остальных ему дела нет.
– Нам надо как-то подстраховаться, – догадался Кука.
40
То есть не будут стоить и гроша. Квадрант – самая мелкая медная монета.
– Спрятать завещание, – предложил Фламма.
– Не подходит.
– Тогда…
– Погодите! – Кажется, Куку осенила какая-то идея. – Ведь ты, Гай, сначала собирался заехать к Плинию? Так ведь?
– Ну да, – кивнул Приск. – И поеду. На мне еще этот невесть откуда свалившийся Калидром.
– Тогда надо показать завещание Плинию, – решил Кука. – Наместника Вифинии Плиния Адриан не отважится убрать. Это будет наша общая страховка.
– Отличная мысль, – решил Тиресий.
«Совсем не отличная», – скажет вскоре Приск, очутившись в Никомедии, столице провинции Вифиния, во дворце наместника.
Но в ту ночь в Риме он согласно кивнул.
Потому как сделал столь распространенную ошибку: полагал, что если не все вокруг, то хотя бы его друзья рассуждают точь-в-точь как он.
– Ты ведь рад, – сказала Кориолла.
– Чему? – Приск сделал вид, что не понял.
– Рад, что едешь на Восток, что увидишь новые страны и города. Что снова будешь воевать и смотреть в глаза смерти.
– Нет, ну ты же знаешь…
– Только не говори, что все из-за денег. Ерунда… Разве Фортуна гарантировала тебе еще один золотой клад вроде того, что ты нашел на дне реки в Дакии? Нет… Дважды так не случится. У нас достаточно средств, Гай! Но тебе неинтересно жить. Ты – истинный римлянин, Гай. Рисунки, мозаичная мастерская – всё это только досуг. Настоящее – война и политика. И ты к этому рвешься всей душой. И твои друзья – тоже.
Она обняла его за шею, взглянула в глаза:
– Знаешь, что я вижу в твоих глазах?
– Что?
– Алый вексиллум [41] с изображением золотого быка. Пятый Македонский навсегда в твоей крови…
– И ты любишь меня за это. – Гай улыбнулся и поцеловал жену в губы. – Так ведь?
– Я тебя за это ненавижу, – ответила она на поцелуй.
Уезжали в один день: Приск – по Аппиевой дороге на юго-восток, Кориолла с детьми в наемной повозке – в Комо, на север. Разные дороги вывели их из Рима и повлекли все дальше и дальше друг от друга. Приск вдруг подумал, что даже богам неведомо, даст ли Судьба им встретиться вновь. И только тут пожалел о той горячности, с которой бросился в омут опасной интриги. Но теперь изменить уже было ничего нельзя.
41
Вексиллум – знамя на древке.
Дом решили сдать внаем провинциалам из Нижней Мезии, что прибыли в Рим в поисках счастья. Из прежней прислуги остались лишь старуха-служанка и с нею Галка. Старуха была вольноотпущенницей. Прежние хозяева ее, тяжко заболевшую, отвезли в храм Эскулапа и бросили, уверенные, что несчастная нянька троих уже выросших детей не одолеет хвори и уйдет к Стиксу, а посему не желали тратиться на лечение и заботы о погребении. Но старуха выжила и даже сделалась на редкость бодрой и крепкой, будто тело, справившись с болезнью, обрело новые силы.
По закону императора Клавдия брошенная в храме рабыня становилась свободной. С тех пор забыла она старое имя, стала называться Летой, подрабатывала уборкой, иногда милостыней, мытьем. Прим встретил ее на рынке и привел в дом – даровую прислугу, вся забота которой о будущем в том, чтобы ее в свой час снарядили как положено в последний путь.
Вот она-то и должна была присматривать за домом, беречь немудрящий скарб, что оставался в жилище, да прибирать в комнате, где намеревался квартировать Кука до своего отбытия на Восток. Еще ей в помощь оставили Галку и Борисфена – в основном Борисфена, потому что от Галки помощи было чуть.
Оставшуюся от дакийской добычи часть денег Приск – как и планировал – вложил в дело одного судовладельца, который собирался доставлять на Восток оружие и всё потребное для грядущей войны.
Афраний Декстр, учинивший тщательнейший обыск в жилище и лавке покойного Павсания, отыскал в деревянном сундучке с двойным дном два очень странных послания. Странными были они и по содержанию – потому что в первом письме перечислялись некие числа, но Афраний, как ни ломал голову, понять в них ничего не смог. К письму приложен был кусочек пергамента с пояснением, сделанным рукой Павсания: «Писал Александр Клемент в год 866 от основания Рима».
Про указанного Клемента Афраний знал много интересного. Но то, что этот человек причастен к заговору с подделкой завещания, оказалось неожиданностью. К тому же совершенно нельзя было понять, на чьей он может быть стороне. К тому же Александр Клемент, как и тот парень, которого убили в доме Приска и которого Тиресий называл гладиатором, был иудеем.
Второе послание оказалось шифрованное, разгадать принцип тайнописи Афраний надеялся, но на это потребны были дни и – возможно – месяцы…