Завещание императора
Шрифт:
«Прим, прости меня…» – мысленно попросила прощения у верного слуги.
– Ладно, довольно… Бросьте пса хозяйке в комнату. Пусть видит, как ее защитник помирает, – приказал главарь.
Он оперся на плечо подскочившего крепыша и пошел к колодцу – умываться. Тем временем двое заволокли Прима в комнату. А боксер, умывшись, поглядел сначала на Флорис, потом на няньку с Гаем на руках и что-то сказал крепышу… Тот кинулся к няньке, вырвал из ее рук малыша Гая. Кориолла ахнула, рванулась к сыну. Но крепышу Гай был не нужен – он сунул его в руки подбежавшей Кориолле и поспешил назад к господину.
В это время двое других схватили няньку за руки и поволокли. Третий уже на ходу задирал на ней длинную тунику. Женщина не сопротивлялась. Мерзкая свора кинулась вслед за лакомой добычей.
Гай плакал, надрывался. Но не мог заглушить жеребячье ржание и пыхтенье того, кто оказался в этой очереди первым.
– Скорее, в дом! – приказала Кориолла дочери и буквально поволокла одной рукой Флорис в комнату, другой придерживая орущего Гая.
На довольно прочной двери оказался запор, и Кориолла задвинула его, решив ни в коем случае не открывать. В комнатушке почти не осталось мебели, только ломаная кровать, на которой невозможно было лежать. Узорная деревянная решетка на окне ломаная, но пролезть человеку невозможно – разве что руку просунуть. К тому же окно выходило во двор, так что беглеца сразу заметят.
Прим лежал на полу и, судя по сиплому дыханию, был еще жив.
– Я не хочу с ним… пусть его заберут! – потребовала Флорис, указывая на окровавленного Прима.
Мать толкнула ее в угол.
– Я не хочу слушать, как он хрипит! – выкрикнула Флорис.
Мать вновь толкнула ее и всучила плачущего Гая.
Сама же встала на колени рядом с Примом.
Закат уже догорел, но разбойники развели перед домом костер, и его всполохи отбрасывали блики на стены.
Прим что-то еще бормотал… Одно и то же слово… Кориолла не сразу поняла, что он повторяет раз за разом: «Пить…» Но воды в комнате не было. Ни капли. Все вещи остались в повозке. А о том, чтобы передать кувшин с водой пленникам, похитители не озаботились.
Все, что имелось у Кориоллы, – это ножик с коротким лезвием… если ударить в шею, то Прим умрет быстро. Кориолла сидела на полу, обхватив голову руками, понимая, что никогда в жизни не сможет нанести этот удар.
Неожиданно какая-то тень легла на решетку окна, раздался шорох, и что-то упало внутрь. Кориолла кинулась на звук, стала ощупывать пол и нашла баклагу с водой. Кто-то из разбойников все же смилостивился над ними.
Глава III
ЛЮДИ НАМЕСТНИКА
Осень 866 года от основания Рима
Вифиния, Никомедия
Весь вечер Приск раздумывал, как выпутаться из ловушки, которую сам же себе устроил. Оставлять пергамент в руках Плиния он не собирался. В крайнем случае – военный трибун просто свяжет раба-библиотекаря и заберет свиток. Но Приску не хотелось совершать подлость по отношению к хозяину. С другой стороны, как уговорить наместника добровольно отдать свиток, придумать не получалось.
Во сне военный трибун сам составлял завещание Траяна, но только начинал писать, как тут же буквы меняли очертания, и получалось, что завещает он не империю, а свой старый дом и мозаичную мастерскую. Но эта подмена не отменяла важности пергамента.
Но дописать Приск не успел: рука неизвестного (под капюшоном широкого плаща не разглядеть лица) выхватила пергамент, и похититель кинулся из дома наружу. Военный трибун помчался следом, выскочил из вестибула и… оказался на улице незнакомого города – узкие улицы радиально сходились к центру, вокруг одноэтажные дома с белеными стенами, узкие оконца, сероватый камень мостовой, фонтаны на перекрестках. Приск метался по лабиринту улиц, пока не уперся в стену из красноватого камня, окружавшую центральную постройку – то ли храм, то ли агору или и то и другое разом. Он стал искать вход, но не находил. Вот ворота, вот другие, но все – ложные. Настоящего входа не было. А там за стеной хохотал таинственный похититель.
Приск проснулся на рассвете, усталый, разбитый, как после долгого и трудного пути. Сон не принес облегчения – лишь утомил. Пора на тренировку! Хотел растолкать Марка, но передумал. Надо сначала самому набрать форму.
Военный трибун вышел в перистиль размяться до завтрака – за годы, миновавшие после службы, он сильно отяжелел, и, несмотря на то что продолжал тренировки, домашние потешные бои не шли ни в какое сравнение с марш-бросками и занятиями в военном лагере. «Хорош я буду, если обычные легионеры увидят, что я похож не на бывшего центуриона, а на исходящую паром автепсу [58] этого самого центуриона…» – мысленно подгонял себя Приск, размахивая бронзовыми гантелями.
58
Автепса – самонагревательный сосуд, самовар.
Утро было прохладным, злой ветерок заставлял убыстрять движения. В рассветном небе ласточки чертили замысловатые петли, в портиках громыхал калигами сменившийся с ночной стражи караул.
Городской раб, уже немолодой и медлительный, выметал насыпанные на ночь влажные опилки, открывая взору искусную мозаику с богиней Деметрой в центре и гирляндами из цветов и плодов по краю. Глаз знатока приметил и сочетание серо-голубых, коричневых и желтых камешков в узоре, и ту искусность, с какой передавались тени на лице Деметры и в глубине розовых лепестков.
Приск отложил гантели. Постоял пару мгновений, потянулся, несколько раз глубоко вздохнул и выдохнул; орать стихи или команды в тишине осеннего утра, упражняя дыхание и командирский голос, было неловко.
Вместо этого военный трибун обнажил принесенный с собой утяжеленный тренировочный меч. Р-раз… Он сделал внезапный выпад. И тут же над его ухом что-то свистнуло. Приск инстинктивно отпрыгнул в сторону, перекатился и очутился в тени портика за колонной. Тренировочный меч – нелучшее оружие, но все же – оружие. А то, что просвистело над ухом, несомненно, было легким дротиком, если судить по звуку. Легионера в железной лорике или трибуна в доспехах такой дротик не убьет. Но человека в одной набедренной повязке сразит насмерть.
Приск только теперь сообразил, что больше не слышит громыхания калиг в портиках – караул, сменившись, обошел дворец и отправился в казармы, на день солдаты остались стоять у ворот и в первом, доступном посетителям, перистиле. В этом же, внутреннем, куда допускались только живущие во дворце наместника, караула не выставляли.
«Плиний приказал меня убить?» – Приск почти не удивился подобной версии.
Ну то есть любой, кроме Плиния, так бы и поступил. Но в данном случае – военный трибун был уверен – убийцу подослал кто-то другой. Несколько мгновений Приск простоял недвижно, выравнивая дыхание и ощущая, как остывает разгоряченное тело и пот медленной холодной струйкой стекает вдоль позвоночника по обнаженной спине.