Завещание императора
Шрифт:
– Он в самом деле не молод, – заметил Приск.
– Да, император не молод, – согласился Адриан. – А мы ошиблись, пытаясь вычислить врагов. Вот почему в Риме после твоего отъезда не предпринимались более попытки завладеть завещанием. Об этом я получил письмо и уже не удивился, прочитав… – Адриан не уточнил, от кого послание, но Приск был уверен, что от Декстра. – Парфянские агенты прекрасно знали, куда делся пергамент. Возможно, они планировали убить тебя и выкрасть завещание по дороге – но просчитались. Они поджидали тебя на пути в Антиохию, а ты отправился в Никомедию. Спустя какое-то время псы вновь взяли след, но напасть не решались: рядом все время были гладиаторы и атлеты. Потом ты опять их обманул, свернув на виллу и создав из гладиаторов хорошую защиту.
«Зато ты, Адриан, исполнил их волю, когда уничтожил пергамент», – мог бы сказать Приск. Но, разумеется, ничего не сказал.
Но Адриан опять понял его без всяких слов – заметил, как сошлись на переносице брови раненого, а потрескавшиеся губы скривились в очередной раз в болезненной гримасе.
– О том, что пергамент уничтожен, знают только трое: я, ты и Зенон, – продолжал наместник. – Ты ведь понимаешь, четвертый эту тайну не должен узнать.
– Почему ты не дал мне умереть? – напрямую спросил Приск.
Мысль, что Адриан может его уничтожить, с некоторых пор преследовала его неотступно, как овод несчастную корову Ио. О, как же давно он не читал «Метаморфозы»! Зачем ему все это? Зачем?.. Погоня за призрачной властью, за мечтой тайно управлять ходом событий? Глупец…
– Я тебе доверяю точно так же, как Зенону, – ответил Адриан почти весело.
Что же его всегдашняя подозрительность? Неужто не нашептывает скрипуче: Приск опасен?
«Зачем-то я нужен ему… Не просто нужен, а необходим…» – решил военный трибун, хотя и не понял, в чем именно важность его особы.
– У парфян обширные планы… – сказал Адриан. – И, поверь, войну они собираются выиграть совсем не на полях сражений. Поправляйся, Приск… И поправляйся скорее. У меня есть для тебя поручение.
– Ожоги заживают долго, – ответил Приск.
– Ничего, мой Гермоген скоро поднимет тебя на ноги. А ты теперь у нас военный трибун, так что изувеченная стопа не помешает тебе воевать… Я подберу тебе отличного коня, резвого, но послушного, не слишком молодого, но еще полного сил.
– Ты не спросил, что я сказал под пыткой… – прошептал Приск.
– Мне не нужно спрашивать. Я и так знаю, – отозвался Адриан.
– Если честно, я мало что помню… – признался военный трибун. – Кажется… – Он замолчал.
– Да, именно так. Ты сказал, что в завещании мое имя, и пергамент хранится у меня в тайнике. Ты повторял это снова и снова.
– Когда жгут огнем, вранье получается самое примитивное… Я придумал эти две фразы до того, как все началось.
– Отличная версия. – Адриан вновь сделался весел. – Мне она нравится.
Приск еще хотел о чем-то спросить… Но никак не мог вспомнить, о чем. Лишь когда Адриан покинул комнату, а Гермоген в который раз дал выпить раненому приготовленную собственноручно настойку, военный трибун вспомнил, что же именно он хотел узнать: уехал ли юный Марк Декстр из Антиохии. Или нет…
«Мне надо отправить письмо… как можно скорее… немедленно…» – хотел он крикнуть вдогонку, но губы лишь беззвучно шевельнулись.
Глава X
ТРЕНИРОВКА КАВАЛЕРИИ
Зима 866 года от основания Рима
Провинция Сирия
С утра Адриан выехал за город. Тренировки вообще всегда лучше проводить поутру – после завтрака, не слишком плотного, но и не скудного. Дышится легко – зима, не так уже жарко, а после дождей – воздух прозрачен и свеж.
Адриан примчался к месту тренировки верхом на отличном аланском жеребце, которого держал для охоты. Накануне наместник лично принимал участие в тренировке, и вороной жеребец, на котором весь день «провоевал» Адриан, совершенно выдохся. Выносливость лошадей была одной из главных проблем кавалерии. Но поскольку аланец был скакуном для охоты, а не для боя, то сегодня Адриан предполагал лишь наблюдать за маневрами.
На прямоугольном поле была выровнена площадка – и не просто выровнена, но и перекопана так, чтобы убрать и камни, и твердые комья земли. А после этого землю разгладили и утрамбовали в меру. С северной стороны построили каменную трибуну, на которую и поднялся Адриан, а вслед за ним – декурион Антиохии с сыновьями, военный трибун Флавий и вездесущий вольноотпущенник Зенон. С ними явились еще два десятка горожан из богачей – поглядеть на действо. Антиохийцы вообще лакомы до развлечений, а уж тренировки кавалерии для них – праздник. Впрочем, для антиохийцев любое действо – развлечение, так что за границами плаца всегда собиралась толпа зевак – потому как зрелище в самом деле было занятное.
Два десятка мальчишек забрались на ветви росших у границ площадки деревьев. В первый день тренировки Адриан попытался прогнать всех лишних – и мальчишек, и зевак, но вскоре понял, что дело это безнадежное.
– Начинать? – спросил военный трибун Флавий.
– Что? Ах да! Конечно! – энергично кивнул Адриан.
Вчера и за два дня до того командиры выводили на учение по четыре декурии всадников – каждую со своим значком. Но сегодня на поле вышли две турмы [74] . Турмы появлялись из-за трибуны, как из-за укрытия, и выезд каждой сопровождался приветственными воплями зрителей. Чтобы различать их, первая была одета во все багряное, вторая носила цвета гиацинта. Вслед за турмами выехала декурия всадников в пестрых одеждах – у этих щиты были прочнее прочих, а на лошадях – двойные попоны. Всадники из дополнительной декурии должны были изображать для багряных и гиацинтовых цели.
74
Турма – отряд всадников в тридцать человек.
Все всадники были в шлемах, командиры турм – в позолоченных, остальные – в обычных, железных. В бою всадники надевают открытые шлемы, но на учениях положены металлические маски с прорезями для глаз, отчего всадники казались не совсем людьми, а некими механизмами, вроде игрушек Филона. Опять же головы лошадей прикрывали налобники с наглазниками из ажурной проволоки – чтобы ни одного скакуна нечаянно не поранили дротик, копье или щепы.
Уже для одной красоты к шлемам крепились желтые султаны. В самом деле чудесное зрелище! Сыновья декуриона смотрели, открыв рты, как колебались перья всадников под налетевшим ветром. Вместо железных панцирей воины надели льняные стеганки, те, что называют киммерийскими. Опять же для тренировок использовались овальные щиты, гораздо легче боевых, из вертикальных тополиных планок. Склеенные и скрепленные кожаными ремешками, они при точном ударе тупого дротика или копья разлетались на щепки. Зато выглядели красиво, учитывая пеструю раскраску, да и двигаться с таким щитом было не в пример легче, чем с боевым. Лошади вместо коротких черпаков, какие берут для боя, укутаны были в широкие стеганые попоны, закрывавшие весь корпус и даже ноги скакунов до колен.
Кавалеристы сначала устроили торжественный выезд, демонстрируя красоту оружия, знаменосцы несли не только вексиллумы, но и «драконов» на манер дакийских – когда всадник стоял неподвижно, казалось, он держит на древке пестрые лоскуты, но чуть разгонялся – тканый хвост «дракона» начинал извиваться подобно змее и выть на ветру. Лошади подобраны всадникам под стать, набрали рослых коней, а то накануне какой-то великан, взгромоздившись на клячу, доставал ногами чуть ли не до земли.
Адриан надеялся эти две турмы вывести перед Траяном, дабы показать, каковы его всадники, и потому гонял немилосердно.