Завещание императора
Шрифт:
Он огляделся, взял кинжал и соскоблил часть послания.
– Это зачем? – спросил Тиресий.
– Далеко не всё можно показывать Декстру.
Кука вдруг уставился на таблички в задумчивости. Потом вскочил, набросил плащ и ринулся вон из комнаты.
Тиресий недоуменно покрутил головой и сорвался следом.
Товарища он нагнал только через сотню футов – тот шагал с видом человека, который знает, куда идет.
Тиресий ухватил преторианца за плечо:
– Что за дрянь ты удумал?
– Надо всё рассказать Траяну.
– Ты с ума сошел?
– Это единственный выход…
– Выход – из чего?
– Император нас простит… Да, да, Траян, он простит, – внезапно воодушевился Кука. – Приск мертв – ему все равно… Адриан же… Пусть он ответит за все, раз учудил такое.
– Гай не умер! – завопил вдруг в ярости Тиресий. – А ты струсил и хочешь его предать! Ты… – Лицо Тиресия исказилось так, что Кука невольно отпрянул и качнулся столь сильно, что едва не упал – помешала стена дома за спиной. – Я лично тебя задушу…
– Нет, ну если старина Гай жив, тогда да… тогда не пойдем… – пробормотал в растерянности Кука. – И я, я… совсем не собирался его предавать… просто думал о нас… – Он вдруг залился темным густым румянцем, понимая, что малодушные его слова в самом деле выглядят предательскими.
– Даже мертвых нельзя предавать… – проговорил Тиресий мрачно, с нажимом. – Мертвых – особенно. Так что запомни: если вздумаешь отправиться к Траяну…
– То что?
– Умрешь.
Кука побелел.
– Ты это видишь?
– Да… – ответил Тиресий. – Очень отчетливо. Во всех подробностях. Наяву.
– А… Ну хорошо… – Кука попытался ухмыльнуться. – Пойдем тогда к Афранию. Это, надеюсь, мне ничем не грозит? И пойми – Гая я не предам… никогда… просто… я пытался придумать, как нам выпутаться из этой ловушки…
– Чтобы не предавать, надо четко знать, что такое предательство, – назидательно произнес Тиресий.
И подтолкнул Куку назад к дому.
Афраний расположился на постой в том же доме, только этажом ниже Тиресия. Просторная комната, которую центурион фрументариев занимал со своим опционом и денщиком-вольноотпущенником, сейчас выглядела совсем не просторной по причине весьма странной: комната вся была заставлена корзинами, а в них лежали фляги разнообразных форм и размеров – простые кожаные бурдюки, деревянные, металлические, глиняные… Все они были заполнены водой, и Афраний открывал их по очереди, нюхал, делал глоток. Мозаичный пол блестел, сплошь мокрый, и несколько уже не пригодных к употреблению фляг валялось в углу, вернее, плавало в луже. При виде пожаловавших к нему друзей Афраний нахмурился.
– Что ты делаешь? – изумился Кука, позабыв о деле, с которым явился, и глядя на коллекцию фляг.
– Я занимаюсь снабжением в том числе. Если ты помнишь. А здесь, в пустыне, вода зачастую важнее хлеба. Во многих городах законы требуют, чтобы вора, посмевшего украсть воду, побивали камнями.
– Ничего себе… – пробормотал Кука. – Надо запомнить…
– Так вот, у каждого солдата будет при себе баклага с водой, и моя задача – выбрать, какие закупать, чтобы вода в них не портилась…
Он замолчал, дожидаясь вопросов. Это всегда было в правилах Афрания: много слушать – мало говорить.
Однако и Тиресий умел так повести беседу, чтобы ненароком вызнать тайное. Потому начал с загадочных намеков и рассказов о вещих снах…
– А еще я знаю, что мой сын сегодня приехал в Эфес, – оборвал намеки Тиресия Декстр. – Наверняка примчался с письмом. Но, вместо того чтобы явиться ко мне, почему-то побежал к Куке. Можно узнать – почему?
– Не примчался, а приплелся, – уточнил преторианец. – А письмо при нем было, адресованное лично мне в руки. Только разбойнички по дороге обобрали Марка и размазали половину воска.
И Кука протянул фрументарию таблички, всем своим видом показывая, что не намерен таиться.
– Нелепое какое письмо… – Афраний пытался разобрать то, что осталось. – Пишет про опасность… Верно, в бреду сочинял.
– Хочешь сказать, напившись?
– Нет, именно в бреду. Или ты не знаешь?
– О чем?
– Выходит, не знаешь. Какие-то темные люди захватили военного трибуна в Антиохии чуть ли не средь бела дня, пытали огнем и едва не убили.
Кука едва не закричал: это Адриан пытал нашего друга! Но Тиресий вовремя пихнул его в бок, и преторианец прикусил язык.
– Что ж это такое… Так он жив? – опомнившись, воскликнул Кука и вздохнул с облегчением.
– Адриан пишет, что жив, и личный лекарь наместника Гермоген ухаживает за нашим товарищем день и ночь. – Слово «нашим» Афраний подчеркнул особо.
– Дело серьезное… – решил Тиресий, – раз понадобился постоянный присмотр медика.
– Нет, нет, нет, – замотал головой Кука. – Старина Гай не может умереть… Как же мы без него?! – Он, кажется, позабыл, что полчаса назад в мыслях уже похоронил Гая. Но второй раз признать друга мертвым было для него выше сил.
– Он выкарабкается, уверяю… Никто лучше Гермогена не знает толк в ожогах, – заверил Афраний.
– И как это случилось? – спросил Тиресий.
– Неведомо. Сказано тебе: какие-то темные люди…
– Или сам Адриан, – набравшись храбрости, заявил Тиресий.
– Это невозможно.
– Возможно или нет – решай сам. Только учти, если ошибешься, твой сын тоже умрет. – Тиресий произнес это равнодушно-чужим голосом, каким всегда оглашал свои предсказания.
Афраний прищурился. Кажется, угроза его задела, хотя он не подал и виду.
– Я не ошибаюсь. Хочешь написать Приску? Через два часа я отправлю Адриану послание, так что, если поторопитесь, можете вместе с ним передать почтарю свои таблички.
– Сей же час… миг… идем писать… – Кука попятился к двери.
– Через час принесем, – пообещал Тиресий.
– Пришли вместе с Марком. А то он будто не знает, что я в Эфесе.
– Мы сообщим… – постарался как можно дружелюбнее улыбнуться Кука.
– Что ты собираешься делать? – спросил Тиресий, когда они вышли от Афрания.