Завещание Инки
Шрифт:
— Эти местные проходимцы довольны сообразительны и проницательны, на мякине их не проведешь. Я думаю, нам надо придумать какой-то повод для наших поисков, возможно, связанный с религией, пожалуй, это единственное средство, с помощью которого мистификация может получиться. А тебе не пришло в голову чего-нибудь еще в этом роде?
— Мне нравится твоя идея. Но что ты скажешь насчет варианта с торжественной клятвой?
— Это неплохой вариант. Значит, объясним им все так. смертельная опасность, нависшая над нами, заставляет нас дать страшную клятву,
— Да, но как мы объясним им то, что должны поднять наверх из ущелья какой-то груз?
— Слушай, у тебе вообще как с головой-то? Я разве тебе не говорил, что все они должны, как только мы поднимем груз, умереть? Работы в этом смысле будет у нас немного, потому что мы наймем человек шесть или восемь, не больше.
Мойо,. ничего не подозревавшие о намерениях двух негодяев, радушно встретили их, провели к вождю, который стал расспрашивать гамбусино и эспаду об их намерениях. Он высказал готовность сам сопровождать их к ущелью Смерти, но, быстро переглянувшись между собой, гамбусино и эспада, перебивая друг друга, заговорили о том, что это, дескать, слишком большая честь для них, они не могут ее принять и так далее. Но вождь не принял этих возражений и велел позвать лучших своих воинов, не спрашивая их о том, хотят они или нет отправляться к ущелью Смерти.
В результате еще семеро мойо, кроме вождя, покинули Гуанакоталь и отправились к ущелью Смерти. К вечеру первого дня они вышли на узкую тропу, ведущую в Салину-дель-Кондор, по ней ехали до наступления сумерек, а когда стемнело, гамбусино приказал разбить лагерь, но Острие Ножа, вождь мойо, сказал:
— Скоро поднимется сильный северный ветер, нам нужно найти другое место для лагеря, хорошо защищенное от этого ветра.
— Ты знаешь такое место?
— Да, я как-то давно заприметил тут неподалеку одну пещеру с двумя входами.
— Так веди нас скорее туда!
Ехали они цепочкой, возглавлял которую Острие Ножа. И вдруг он придержал своего мула, шепнув несколько слов воину, который ехал сразу же за ним, тот — следующему…
— Что случилось? Ты заметил какие-то признаки опасности? — спросил гамбусино тоже как мог тихо, несмотря на свой бас.
— Да, я заметил отблеск костра. В пещере кто-то развел огонь.
— Там люди?
— Да, там, где горит костер, всегда найдется хотя бы один человек, который его разводил, — дал своего рода философский ответ вождь.
— Кто бы это мог быть?
— Увидим. Подержите моего мула. А ты, — сказал Он, обращаясь уже к мулу, — оставайся на месте и стой спокойно!
Примерно через полчаса он вернулся и сообщил:
— Перед входом в пещеру пасутся мулы, а внутри нее у костра сидят шесть человек.
— Индейцы? — спросил гамбусино.
— Белые.
— Как они вооружены?
— Очень хорошо.
— Что делают?
— Разговаривают друг с другом. Трое говорят по-испански, а трое других на таком языке, которого я не понимаю.
— Это странно, даже очень, я бы сказал,
— Я пойду с тобой, — сказал эспада.
— В этом нет никакой необходимости.
Но тем не менее эспада слез с лошади, и они, крадучись, ступая очень осторожно, двинулись на свет костра вдвоем, один вслед другому. Возле самого входа в пещеру легли на землю и поползли.
— Слушай, а если кто-то из них вдруг случайно высунется из пещеры, он не заметит нас, как думаешь?
— Думаю, нет, по одной простой причине: глаза, которые долго смотрят на огонь, в темноте некоторое время совершенно ничего не видят.
Они приподнялись и, сделав несколько шагов, очутились возле узкой щели между камнями, через которую были видны лица троих из сидящих у костра, это были оба аррьерос и пеон-проводник. Остальные сидели к ним спиной, но зато их было хорошо слышно. Гамбусино внимательно прислушался к незнакомой для него речи и через несколько минут жестом дал знать своему спутнику, что пора возвращаться. Когда они отошли от пещеры на такое расстояние, чтобы их разговор невозможно было услышать оттуда, Перильо спросил гамбусино:
— Ты узнал его?
— Кого?
— Пеона сеньора Серено из Сальты.
— Узнал.
— Я тоже. Но двух других в первый раз вижу.
— Судя по тому, как они одеты, оба этих парня — аррьерос. Я уже встречал их где-то в горах, но не знаю, как их зовут. Слушай, а как ты думаешь, на каком языке разговаривали трое других? Я могу сказать лишь то, что это точно не французский, не португальский и не английский.
— Мне приходилось слышать, как разговаривают друг с другом немцы из Буэнос-Айреса, и мне сейчас показалось, что эти трое белых произносят слова из этого языка.
— Дьявол! Немецкий! Тогда это могут быть…
— Не спеши с выводами! В пещере есть еще один вход. Надеюсь, оттуда лица этих троих видны получше. Пошли!
Они пригнулись и стали пробираться ко второму входу в пещеру.
Гамбусино, помянув еще раз про себя дьявола, убедился, что его подозрения насчет того, кто такие эти трое немцев, были небеспочвенны. Доктор Моргенштерн и Фриц сидели по отношению к нему точно в профиль, третий немец — лицом, но его гамбусино не знал. Ему оказалось достаточно лицезрения двух первых, чтобы от распиравшей его злости едва не задохнуться. Когда они отползли от пещеры на несколько метров, он произнес яростным шепотом:
— Снова нам поперек дороги встали эти проклятые немцы! Заговорены они, что ли? А ты узнал их?
— Ну конечно! Я не ошибся, значит, когда предположил, что это немецкий язык.
— О чем ты думаешь! Лучше скажи-ка мне, как они попали в эту пещеру?
— Им черт помог!
— Не иначе! А нам он заодно голову заморочил, а то бы мы ни за что не приняли одного из них за полковника Глотино, и все же эти ребята — далеко не такие простодушные, какими хотят казаться, ты заметь: как только мы начинаем что-то затевать, они непременно встают у нас на пути, как будто узнают об этом заранее.