Завещание ночи. Переработанное издание
Шрифт:
И он двинулся к стеллажам. О, это была библиотека! Строгое царство книг в старинных шкафах; тусклое дерево, толстые стекла, черная бронза.
Там, среди трудов по истории всех стран и народов земли, размещались на трех полках книги по доколумбовым цивилизациям древней Америки.
— Это — ваше, молодой человек, — сказал он просто, указывая на старинный фолиант в потускневшем от времени золотом переплете. Поме де Айяла «Королевские хроники инков». Исключительно редкая книга с немного наивными иллюстрациями автора — монаха-иезуита индейского происхождения. Очень, очень дорогая.
И тут я понял, что все это действительно серьезно. Что ни за что на
— Нет, — я покачал головой. — Я не возьму эту книгу. И видя, что он начнет сейчас меня уговаривать, спросил:
— Вы действительно так боитесь, что Чаша попадет в руки Хромца? И старик ответил:
— Да. Очень.
Влип ты, Ким, подумал я устало. Что же теперь делать-то? Сзади что-то громко стукнуло. Я развернулся на пятках, автоматически принимая боксерскую стойку. В дверях стоял заспанный ДД.
— Все еще беседуете, дед? — он широко зевнул. — Знаете, который час? Полпятого. Я на кухне сидел-сидел, упал носом в чай, чуть не захлебнулся.
— Где Наташа? — спросил я. ДД пожал худыми плечами.
— Спит. Я уложил ее в своей комнате, Дарий охраняет покой ее ложа… Я скрипнул зубами. Пока старый сказочник пудрит мне мозги, молодой по-хозяйски укладывает мою девушку спать.
— Дмитрий, — сказал Роман Сергеевич, — шел бы ты тоже в объятья Морфея.
— Я-то пойду, — успокоил нас ДД. — Я, в отличие от некоторых, люблю и умею спать. Но предупреждаю — если вы не последуете моему примеру, завтра, то есть уже сегодня, вы ни на что уже годиться не будете.
Перед моим мысленным взором живо предстала картина: ДД укладывается спать рядом с Наташей. Я сказал:
— Роман Сергеевич, по-моему, Дима прав. Нам сейчас действительно следует хорошенько выспаться. Утро вечера мудренее… авось, и придумаем что-нибудь подходящее.
— Что ж, — Лопухин-старший выглядел слегка разочарованным, — завтра, так завтра. Хотя… боюсь, что времени у нас осталось не так много, сегодняшнее происшествие это подтверждает… Но в одном вы правы — в таком деле решения следует принимать всегда на светлую голову.
Я хлопнул отчаянно боровшегося с зевотой ДД по плечу.
— Пошли спать, трубадур.
ДД ссутулился еще больше и, шаркая длинными ногами, побрел в коридор. У самого порога он обернулся и спросил:
— Ну, я надеюсь, дед, ты все ему объяснил?
— Почти, — ответил я за Лопухина-старшего. И вдруг вспомнил, о чем собирался спросить старика по крайней мере весь последний час. — Да, Роман Сергеевич, вы так и не сказали, где уязвимое место Хромца?
— Завтра, завтра, молодой человек, — ехидно проговорил Лопухин. — Утро вечера мудренее, а сейчас вам следует хорошо выспаться.
СТРЕЛА МРАКА
В комнате царил полумрак, но из щели между тяжелыми фиолетовыми портьерами бил тонкий луч солнца. Бил прямо по глазам. Я с трудом перенес тяжелую голову влево и убедился, что Наташи рядом нет.
Она обнаружилась на кухне, где ДД поил ее чаем с вареньем. При этом трубадур и менестрель читал моей даме сердца стихи (хорошо еще, не свои):
ИОн сделал паузу, чтобы перехватить воздуха, и я продолжил, радуясь, что хоть что-то могу еще откопать в замусоренных кладовых моей памяти:
Зарожденъе, преображенъеИ ужасный конец мировТы за ревностное служенъеОт своих не скроешь жрецов.Звякнула чашечка. Наташа и ДД одновременно повернули головы и уставились на меня, как на какое-нибудь кентервильское привидение. Боюсь, что выглядел я не лучше: опухшая со сна морда, мятая рубашка, щетина. Я поклонился и сказал:
— Доброе утро.
— Я и не знала, что ты любишь Гумилева, — проигнорировав мое приветствие, сказала Наташа. — Чаю хочешь?
— Хочу, — я выдвинул табурет и сел.
— Выспался? — ДД весело подмигнул Наташе. — Что снилось?
— Да так, — сказал я хмуро. — Цветомузыка всякая. Мне покрепче, пожалуйста.
— Сахар, варенье? — любезно осведомился ДД, пододвигая мне и то, и другое. При этом он опрокинул сахар в варенье и жизнерадостно заржал. — До чего же я неловок нынче утром, — объявил он и обмакнул в варенье свой левый манжет.
— Дима, ты невозможен, — пропела Наташа тоном, который мне совсем не понравился. — Замой рукав немедленно.
ДД, кряхтя, повиновался, после чего пострадавший манжет был заботливо завернут и застегнут на пуговицу. Я следил за этими семейными разборками с сардонической ухмылкой старого холостяка. Будь что будет, решил я, я остаюсь нем и бесстрастен, как скала.
— А где дедушка? — поинтересовался я минут через пять напряженного молчания. — Роман Сергеевич, я имею в виду? Спит еще?
— Ты представляешь, который час? — спросил ДД и, не дожидаясь моей реакции, ответил сам себе. — Полчетвертого.