Завещание ночи
Шрифт:
Я посмотрел на часы. Было двадцать минут восьмого.
— Хоть сегодня, — сказал я. — Вопрос в другом: когда вы сможете заплатить деньги?
— Гх-м, какой вы, голубчик, скорый… Такие деньги… но надо же еще посмотреть, стоит ли вещь того… вы же должны отдавать себе отчет, Ким…
— Вот что, — прервал я его мурлыканье, — я уже говорил вашему человеку — у меня очень мало времени. Если мы не договоримся, я, вероятно, уеду из Москвы и ни вам, ни другим заинтересованным в артефакте людям не удастся меня найти. Поэтому я настаиваю на самых сжатых сроках.
— Ну что ж, —
— Да, — сказал я. — Только вот что: без глупостей. Вы, я и эксперт. О моей поездке будут знать многие серьезные люди, так что никаких костоломов, никаких фокусов. Это непременное условие.
— Обижаете, голубчик, — зафыркал голос, — какие костоломы, мы — солидная искусствоведческая организация… это вас Олег так напугал, что ли?
— Меня не интересует специфика вашей работы. Но переговоры мы будем вести втроем: вы, я и эксперт. Понятно?
— Постарайтесь обойтись без хамства, Ким… Итак, завтра. Я пришлю за вами Олега.
— Я и сам прекрасно доберусь, — заверил я его. — Где мы встретимся?
— Я пришлю за вами Олега, — с нажимом произнес голос. — Можете ехать на своей машине за машиной Олега. Я ведь тоже должен принять определенные меры предосторожности, не так ли?
— Ладно, — сказал я. — Пусть ваш Олег подъедет к «Джалтарангу», где мы сегодня встречались… Как и сегодня, в четырнадцать ноль-ноль.
— Слишком рано. Я не успею договориться с экспертом. В шесть вечера, согласны?
Я подумал.
— Да. И еще раз повторяю: без глупостей.
— Я не страдаю склерозом! — рявкнул голос, и в трубке запищали гудки.
— Это они? — спросила Наташа, когда я вошел в комнату.
— Они, — ответил я. — Некто Константин Юрьевич Валентинов, человек, готовый выложить полтора миллиона баксов за раритет Лопухина…
— Принеси мне сигареты, пожалуйста, — попросила Наташа. — Они в сумочке, я бросила ее на зеркало…
Я принес ей пачку «Моre», поднес зажигалку и наполнил опустевший бокал.
— За то, чтобы сделка прошла успешно! — провозгласил я. — Если все будет так, как должно быть, завтра мы освободимся от этого груза, а Димка станет миллионером. Смешно: Димка — миллионер!
Наташа отставила бокал и, прищурившись, посмотрела на меня сквозь сигаретный дым.
— Я часто думаю, — сказала она, — почему ты так изменился за последние дни. Ты стал злым, раздражительным, неуверенным в себе… Мне кажется, я поняла.
— Интересно.
— Это из-за него. Ты комплексуешь. Ты не можешь простить ему, что он образованнее тебя, мягче, воспитаннее… умнее, наконец… и не можешь сдержать своих чувств. А он, между прочим, понимает это, видит… и страдает.
— Жалко, — сказал я. — Жалко его. До слез.
— И ты постоянно давишь на него… Вчера ты заставил его отдать тебе эту Чашу. Да ты представляешь себе, что она значит для него, особенно теперь, когда он потерял деда?
— Ты пришла специально, чтобы получить Чашу назад? — спросил я холодно. — Сама пришла или это он тебя послал?
Наташа вспыхнула и опустила ноги на пол.
— Сиди! — приказал я. — Насчет Чаши я уже все объяснил. Мы приняли решение не для того, чтобы менять его по чьей-то прихоти. Что же касается Димки… ты можешь говорить все, что угодно. Тебе все равно не удастся меня разозлить.
Она медленно улыбнулась.
— Но это же видно невооруженным глазом… Ты же завидуешь ему…
— Ты опять ошибаешься, — спокойно сказал я. — У меня нет причин ему завидовать.
— Но я…
— Не перебивай! Я в этой жизни защищен лучше, неужели ты еще не поняла? Другое дело, что, если бы не вся эта история с Чашей, я вообще предпочел бы с ним не общаться.
— Вот видишь! — торжествующе сказала она. — Все-таки ты комплексуешь…
— Нет, — возразил я. — Просто мне не нравятся люди, которые уводят у меня моих девушек.
Это был тонко рассчитанный удар, и я надеялся, что тщательно замаскированная отравленная игла попадет в цель. Несколько секунд висело растерянное молчание, затем Наташа сказала вызывающе:
— Видишь ли, я слишком ценю собственную свободу, чтобы считать себя чьей-то девушкой…
— В таком случае и беспокоиться тебе не о чем, — улыбнулся я. — Ведь наши взаимоотношения с ДД тебя никак не должны волновать.
Она молчала, потрясенная моим коварством. Я поднял бокал и отсалютовал ей:
— За свободу!
И опять, спасая положение, зазвонил телефон.
На сей раз это был Сашка Косталевский.
— Алло, — закричал он в трубку, — алло, Ким, это ты? Целый день пытаюсь до тебя дозвониться, а ты все где-то лазаешь… Тут вот что, насчет нашего дела… Я говорил с кучей народа, ну, с коллекционерами, это дохлый номер, абсолютно, они все смеются, когда слышат о миллионе… А этот Лопухин звонил снова, он очень торопится, Ким, ну ты что, совсем придурок, отказываться от таких бабок?! Ну, я не понимаю, никто же больше тебе не предложит, ясный перец, я спрашивал у крутых людей… А этот Лопухин, видно, совсем крэйзи, ну, шиз, наверное, конченый, если дает лимон за твою штуку… Так давай быстренько ему это впарим, пока он не выздоровел, а? Решать, конечно, тебе, но я бы советовал соглашаться не раздумывая. Он позвонит мне завтра утром, что ему сказать?
— Не хочу тебя огорчать, Саша, — раздельно произнес я, — но боюсь, я уже договорился относительно этой вещи. Причем больше, чем за лимон.
— Не верти вола, старик, — жалобно сказал Косталевский. — Кому? Больше, чем за лимон? Но я же спрашивал… Кто?
— Этого я тебе, к сожалению, сообщить не могу. Сам знаешь — коммерческая тайна. И не переживай так — ну, обломилось, ну, с кем не бывает… А Лопухину этому передай…
— Что? — убитым голосом спросил Сашка.
— Чтобы шел в задницу, — с удовольствием сказал я. Честно говоря, я хотел передать лысому более экспрессивное пожелание, но из комнаты, где находилась Наташа, все было отлично слышно. — Можешь также объяснить ему, что никакой вещи, которую он хотел бы купить, у меня нет и никогда не было. Так что пусть не расстраивается.