Завещание профессора Яворского. Плата по старым долгам
Шрифт:
– Сам видел?
– усомнился Олег.
– Если бы не видел, не говорил. Славка меня еще за неделю до этого пригласила. Я не хотел идти, - не моя это компания, но Полина попросила привезти минералки, пива, помочь расставить в саду столы. Вот я и остался.
– Эта Мирослава, что же, у Закалюков живет?
– наконец-то сообразил Олег.
– Так я об этом и толкую. Она у них уже лет десять как прописана. С родителями у нее какой-то непорядок: то ли развелись, то ли умерли, и Закалюки ее к себе как бы на воспитание взяли. Только ее уже поздно было воспитывать!
Олег удивился: после того, как покинул Сосновск, он не раз встречался с Полиной, виделся и с Леонидом, но ни она, ни он никогда не говорили о своей воспитаннице, что было по меньшей
– Разве не знаете ее?
– покосился на него Петя.
– Откуда мне ее знать?
– Мало ли откуда! Может она к вам в Киев приезжала.
– Что-то не припомню таких гостей. Но почему ты решил, что она любовница Леонида?
– Так это всем известно! И она, между прочим, не скрывает.
– Но ты сказал, что у нее есть кавалер.
– Это Вал-то? Он у нее просто так, для прикрытия. Она с ним, как кошка с собакой, только и знают, что цапаются. А перед Леонидом Максимовичем Славочка скатертью стелется. Пылинки с него сдувает. Кофе, по особому заваренный, каждый день для него готовит, в служебный кабинет приносит. У него одних секретарш целый взвод, но кофе он только от Славочки принимает. Или, к примеру, сегодня, чего спрашивается приперлась встречать его, да еще с цветами? А Леонид Максимович любит, когда перед ним стелятся. И в долгу не остается. Ну то, что он в многотиражку ее, желторотую, взял, ладно. Но свой новый "мерседес", что из Австрии пригнал, ей доверил. Полину даже в своем присутствии за баранку не пускает, а Славочке - пожалуйста: бери супертачку, когда угодно, кати, куда хочешь. И она уже по всему городу на этом "мерседесе" гоняет. Чего еще доказывать?
На улице Котляревского Петя остановил машину около хлебного магазина, сказал, путая французский с немецким:
– Пардон, майн онкль. Айн момент, - и, прихватив полиэтиленовую сумку, побежал в магазин.
Это весьма кстати, поскольку поток информации, что он обрушил на дядю, не позволял тому сосредоточиться. А сосредоточиться было на чем. Только сейчас Олег вспомнил, как четыре года назад на похоронах Петра Егоровича он обратил внимание на рослую, хорошо сложенную девушку лет семнадцати, которая поддерживала под руку горевавшую Полину. Известие о смерти дяди застало Олега в Самарканде, где он пребывал с группой интуристов, и он едва успел добраться на этот печальный церемониал - прямо с аэродрома поехал на Старое кладбище, где к тому времени уже не хоронили простых смертных и где среди сонма людей, частокола венков, оркестровых труб, милицейских нарядов трудно было угадать, кто и какое отношение имеет к усопшему. Он обратил внимание на эту девушку еще потому, что на ней было знакомое ему темно-серое в клетку платье, которое Полина купила незадолго до этого в Москве, куда приезжала на очередное свидание с возлюбленным. И то, что она уступила это отнюдь не дешевенькое платье молодой приятельнице свидетельствовало о близости их отношений. А еще ему запомнились глаза девушки: большие, строгие, вопрошающие. На кладбище и потом на многолюдных поминках в доме Савицких он несколько раз ловил на себе взгляд этих то ли темно-голубых, то ли синих глаз. Но тогда ему было не до едва оперившихся девиц - с лихвой хватало Полины, ее эмоций.
Вспомнив девушку, Олег подумал, что должно быть это была Мирослава...
Вернулся Петя с набитой батонами сумкой, бросил ее на заднее сидение, включил зажигание, посмотрел на часы, а затем на Олега.
– Без четверти восемь. Мать уже заждалась. Газуем?
– Не спеши.
– Понятно, - кивнул Петя, трогая машину с места.
– Так на чем я остановился?
– У меня вопрос. Какие отношения у Полины с Мирославой?
– На людях едва не целуются: такие подружки, водой не разольешь. Вы же знаете: у Полины гонора хоть отбавляй. Как же показать, что кто-то лучше ее? А со стороны-то видней. Правда, она и сейчас еще ничего, смотрится, но толстеть начала, а это, согласитесь, не тот уже класс. И еще такой факт:
В этом Олег не усомнился: Полина всегда чуралась домашнего хозяйства, как черт ладана. И то, что этот нелегкий труд она переложила на плечи воспитанницы, свидетельствовало не в ее пользу.
– В этом смысле Славка там не лишняя, - словно угадав его мысли, продолжал Петя.
– С одним Стаськой, закалюковским сыном, мороки не оберешься. Такой шелопутный парень, неслух - спаса нет. Только Славка на него воздействовать может: она, как Кашпировский, установку ему даст, и пацан стихает, ходит за ней, как привязанный. Теперь с другой стороны посмотрите, идти в разнос Полине не резон потому, что другого мужа с таким положением ей уже не сыскать. Значит и дергаться нечего. А мужики с положением непременно любовниц заводят, это им как бы по должности причитается. Но ведь бывает на таких стерв нарываются, что потом локти свои вместо завтрака кусают. А тут, что ни говори, все-таки свой человек.
– Оригинальное суждение, - усмехнулся Олег.
Но тут же подумал, что Петино суждение не такое уж оригинальное аналогичной позиции порой придерживаются не только обманутые жены, но и иные мужья, и что так называемые друзья и подруги дома появились еще при царе Горохе и не являются реликтами в наши дни. Такой же, по-существу, позиции долгое время придерживался сам Леонид, когда его жена с упорством, достойным лучшего применения, наставляла ему рога со своим кузеном...
12
Улица Листопада, дом под номером 23. Те же до боли знакомые решетчатая ограда, калитка с замком дистанционного управления, ухоженный палисадник, кусты сирени. А вот и сам дом - двухэтажный, без особых претензий, но с мансардой под остроконечной крышей. Дом, где ты родился, куда мальчишкой, подростком приезжал с родителями во время их отпусков и где, уже взрослым парнем, а затем молодым человеком прожил, пожалуй, самые счастливые годы. Дом трех поколений Савицких. Теперь есть и четвертое поколение, но уже не Савицких - Корзунов-Савицких, а чистокровный Савицкий - единственный продолжатель рода, здесь уже не более чем гость...
Натали, ничуть не изменившаяся за время, что они не виделись минувшей зимой она приезжала в Киев на какой-то семинар, такая же крепко сбитая, поджарая, копия бабушки Стефании Владиславовны и ничего общего с младшей сестрой - та в мать, встречает Олега у калитки. Но вопреки своему обыкновению, не издает радостно-оглушающего вопля, не бросается ему на шею. Сдержанно улыбается, подставляет щеку для поцелуя.
– Отлично выглядишь, вице-президент! Как всегда элегантен и сногсшибательно интересен. Бабы, небось, проходу не дают.
Ироническая задиристость всегда была свойственна Натали, но на этот раз Олег уловил неприязненные нотки в ее голосе. Уже в разговоре она дала понять, что обижена на него. Олег терялся в догадках - чем он ее обидел? Зимой, когда она приезжала на семинар и останавливалась у него, он изо всех сил старался угодить, развлечь кузину, с которой его связывали дружественные отношения без малейшей примеси эротики, должно быть потому, что они еще детьми вместе играли, проказничали, ссорились, мирились, делились подарками, впечатлениями. Но ломать голову над причинами ее сердитости не стал - Натали не из тех, кто держит обиды при себе, не пройдет и получаса и она выложит все, что думает о нем.
Соблюдая приличия, Натали первым делом повела его к Ольге Васильевне. Олег не видел тетю четыре года и, хотя знал, что она болеет, был неприятно удивлен, увидев ее в инвалидной коляске - постаревшую, морщинистую.
Ольга Васильевна протянула к нему руки, он наклонился к ней, поцеловал, но с трудом нашел слова ободрения, поспешил вручить подарок. Тетя обрадовалась теплой кофте, которую стала примерять с помощью Натали, потребовала зеркало, расческу, стала прихорашиваться. Затем прослезилась и снова потянулась к племяннику и он снова поцеловал ее дряблую морщинистую щеку.