Завещание Якова Брюса
Шрифт:
Еще раз поклонившись, Шувалов вышел.
Глава 5
После ухода начальника Тайной канцелярии в комнате воцарилось молчание.
— Гриша, Александр Иванович прав. Вам придется поторопиться, — заметила Анна Михайловна.
— Да. Отец просто так все не оставит, — вздохнул Белов.
— Оно и понято: вы у него единственный сын, — отозвалась Бутурлина.
— Вы о чем? — не понял Левшин.
Григорий усмехнулся, взъерошил ладонью волосы:
— Женюсь я, Сашка!
— Это как? —
— Ну знамо дело как: в церкви перед Богом. Да, хочу представить тебе свою невесту. Впрочем, ты с ней уже хорошо знаком! — Григорий с улыбкой взял Настю за руку.
Вдоволь налюбовавшись ошеломленным выражением на лице друга, преображенец повернулся к хозяйке дома:
— Анна Михайловна, не сочтите за дерзость: дозвольте в вашем доме венчаться!
От этих слов Настя вздрогнула и с испугом посмотрела на жениха. До сих пор свадьба была чем-то очень отдаленным. Это должно было случиться, но гораздо позже.
— Чем же вам, Гришенька, храм не угодил? — усмехнулась хозяйка дома.
— В храме всякое случиться может… а тут… скажем, что я при смерти, святой отец не откажет.
— Матери боитесь? — понимающе протянула Анна Михайловна.
— С чего мне её боятся? — прищурился Белов.
— Что рыдать начнет, святого отца жалобить будет.
— Зная Евдокию Андреевну, она любую свадьбу в похороны превратит, — фыркнул Левшин, который недолюбливал мать друга.
Впрочем, эта нелюбовь была взаимной и началась отнюдь не по вине кавалериста. Просто родители Григория полагали, что не пристало наследнику рода водить дружбу с не пойми кем, посему всегда с брезгливым снисхождением посматривали на Левшина.
— Саш, ты еще не ушел? — беззлобно спросил Григорий, игнорируя замечание друга. — Али без коня ты не двигаешься?
— А то ты мне коня подаришь, чтоб я к попам ездил? — отпарировал тот.
— Я то подарю, ты ездить будешь?
— На хромой кляче, которую ты выберешь?
— Почему это хромой?
— Потому что, Гришка, в конях ты смыслишь чуть меньше, чем я в преображении. Обманут тебя барыги, как пить дать! — выпустив эту стрелу, Левшин встал и направился к двери.
— Погодите! — окликнула его Настя. Она встала и решительно взглянула на озадаченного жениха. — Ты, Гриша, лишь одно забыл: у меня согласия спросить!
Бутурлина одобрительно хмыкнула.
— Так между нами все уж давно решено! — возразил Белов, слегка растерявшись. — Государыней приказ дан… Да и…
Настя упрямо сжала губы и скрестила руки на груди, всем своим видом давая понять, что не собирается уступать. На самом деле при одной мысли о том, что она сегодня предстанет перед священником и скажет «да», тем самым вверив всю дальнейшую судьбу преображенцу с ярко-синими глазами, становилось страшно.
Девушка нерешительно взглянула на Анну Михайловну, старательно делающую вид, что не прислушивается к спору, затем на Левшина, терпеливо стоявшего в дверях. Странно, но невольные свидетели будто бы придали сил.
— Я не хочу так, — твердо сказала девушка.
— Как «так»? — зарычал Белов,
Голова то и дело кружилась, а ноги подкашивались. Григорий понимал, что, не выстоит в церкви венчальную службу, но после этой ночи медлить не стоило, а признаваться перед женщинами в болезненной слабости не хотелось.
— Ото всех скрываясь, точно… — Настя осеклась, вспомнив, что было ночью.
Осознание того, что Григорий прав, и с венчанием затягивать не стоит не прибавило ей настроения. Белов провел рукой по лбу, утирая пот, и хмуро взглянул на невесту.
— Между нами уж давно все решено, что затягивать? — сквозь силу спросил он.
Вокруг все плыло, а глаза то и дело застилал туман. Лишь чистое упрямство не давало сдаться и уползти в логово, поджав хвост.
Балансируя на краю сознания, Григорий не сразу уловил слишком знакомые голоса, звучавшие у крыльца.
Потом послышались шаги, дверь распахнулась, Тихон в сбившемся парике вошел в комнату и торжественно объявил.
— Господин и госпожа Беловы.
Настя вздрогнула и испуганно взглянула сначала на жениха, потом на хозяйку дома. При мысли о том, что придется смотреть в глаза родителям Белова, девушку охватил страх. Мать Григория и так считала, что неугодная невеста околдовала ее сына, и девушка полагала, что обвинения вполне оправданны. Настя в который раз пожалела, что ночью поддалась соблазну.
Григорий тоже скривился, прекрасно понимая, что родители пожаловали не просто справиться о его здоровье.
— Гриша, вы же понимаете, что отказывать вашей матушке я не могу… — вежливо, но твердо произнесла Анна Михайловна.
— А я и не настаиваю, — отозвался тот.
— Проси, — почти благостно кивнула Бутурлина лакею, расправляя пышные кружева на платье.
Лакей поклонился и широко распахнул двери, впуская посетителей. Первым в комнату шагнул Петр Григорьевич. При виде сына бледного и без ставшего уже привычным мундира, Белов-старший нахмурился.
— Гришенька… — Евдокия Андреевна картинно всплеснула руками— Счастье то какое! Живой!
Она собиралась кинуться на шею Григорию, но под сердитым взглядом мужа замерла, торопливо достала кружевной платок и приложила к глазам.
— Я всю ночь на коленях простояла, о тебе Бога молила, — всхлипывая сообщила она, — Чтоб простил… на путь истинный наставил…
Петр Григорьевич тем временем обвел взглядом присутствующих, задержавшись на Насте, потом скривился при виде Левшина и запоздало холодно поклонился хозяйке дома:
— Госпожа Бутурлина, прошу прощение за столь неподобающий визит…
— Что вы, Петр Григорьевич, — отмахнулась Бутурлина, которую явно забавляло такое поведение, — Я все понимаю. Сын. Единственный.
— Именно, — голубые глаза зло сверкнули. — Правда, избалован бабами вне меры. Вон мать до чего довел!
В подтверждение слов мужа Евдокия Андреевна громко всхлипнула. Григорий нахмурился. Он знал, что мать действует так специально, чтобы еще больше разозлить отца, не терпящего женских слез и истерик.