Заводная ракета
Шрифт:
«Нет», — ответил он.
Дарио добавил: «Твоего отца еще не было на свете. Дело было при жизни твоей бабушки».
«О». Ялда попыталась представить Дарио в образе энергичного молодого человека, вырывающего деревья прямо из земли, и бабушку, которая трудилась с ним бок о бок. «Значит, раньше лес доходил до этого места?»
«Если не дальше», — ответил Дарио. — «На дорогу у нас уходила половина утра. Правда, тогда мы никого не таскали на спине».
Они доели хлеб. Солнце уже перешло через зенит; Ялда видела, как тени склонялись к востоку. Вито сказал: «Надо идти дальше».
Когда
«В старину лес был другим», — сказал он. — «Более диким. И более опасным».
Ялда была заинтригована. «Опасным?»
«Не пугай ее», — сказал Вито.
Дарио пренебрежительно заворчал. «Сейчас бояться нечего; древесников уже много лет никто не видел».
«Кто такие древесники?» — спросила Ялда.
Дарио задал вопрос: «Помнишь историю про Амату и Амато?»
«Нет, такой я не слышала», — ответил она. — «Ты мне ее никогда не рассказывал».
«Разве? Значит, это были твои двоюродные братья с сестрами».
Ялда не понимала, действительно ли Дарио сбит с толку, или просто ее дразнит. Она дождалась, пока он нечаянно не спросил: «Так ты хочешь ее услышать?»
«А то!»
Вито прервал их разговор неодобрительным рокотанием, которое под умоляющим взглядом Ялды превратилось в ворчливое и неохотное согласие. Неужели она слишком мала, чтобы выслушать историю, которую Дарио уже рассказал ее двоюродным братьям и сестрам, если, в отличие от них, именно она несет рассказчика в лес на своей спине?
«В конце седьмого века», — начал свой рассказ Дарио, — «мир охватил страшный голод. Урожай погибал прямо в земле, и еды стало так мало, что в каждой семье вместо четырех детей было всего двое».
«Амата и Амато были в числе этих детей, потому-то их отец Азелио дорожил ими вдвое сильнее. Всю еду, которую ему удавалось добыть, он, в первую очередь, отдавал детям, и только после того, как они готовы были поклясться, что насытились, Азелио ел сам».
«Азелио был добрым человеком, но заплатил за свое добро высокую цену: проснувшись однажды утром, он понял, что ослеп. Он пожертвовал своим зрением, чтобы прокормить детей, но как теперь искать им пропитание?»
«Когда об этом узнала его дочь Амата, она велела отцу отдыхать. Она сказала: „Я пойду в лес со своим ко и соберу столько семян, что хватит на всех“. Дети были молоды, и Азелио не хотел с ними расставаться, но выбора у него не было».
«Лес был недалеко, но растения у самого его края люди уже давным-давно обобрали дочиста. Амата и Амато углубились в лесную чащу, пытаясь найти пищу, до которой еще никто не успел добраться».
«Через шесть дней они нашли место, где еще не доводилось бывать ни одному мужчине и ни одной женщине. Ветки деревьев сходились так плотно, что сквозь них было не видно Солнца, а цветы, не переставая, светились и днем, и ночью. Там по-прежнему росла дикая прародительница пшеницы; Амата и Амато наполнили карманы ее зернами. Они съели столько, сколько им требовалось для поддержания сил, но твердо решили принести домой достаточно
«А сверху, с деревьев за ними наблюдал древесник. Прежде он никогда не встречал таких существ, и не на шутку разозлился, когда увидел, что они пришли в его сад и стали воровать его пищу».
«Амата и Амато собрали столько зерен, сколько смогли бы унести, но, ослабев от долгого пути, решили отдохнуть прежде, чем возвращаться на ферму. Они вырыли в земле ямки и легли спать».
«Как и окружавшие его цветы, древесник никогда не спал, поэтому он долго не мог понять, что произошло с его незваными гостями. Когда же ему, наконец, стало ясно, что они полностью отрешились от этого мира, древесник переполз на нависшую над ними ветку, вытянул руки и обхватил ими Амату».
«Но в гневе он переоценил собственную силу; оказалось, что поднять Амату не так просто. Когда ее тело было уже на полпути к ветке, Амата проснулась, и хватка древесника ослабла. Она стала сопротивляться и, вырвавшись, упала на землю».
«От удара Амату так оглушило, что она не могла пошевелиться, но все-таки сумела прокричать своему ко, чтобы тот спасался бегством. Он вскочил на ноги и бросился бежать, но древесник, перепрыгивая с ветки на ветку у него над головой, двигался быстрее. Когда Амато споткнулся о корень дерева, древесник вытянул руки и схватил мальчика. Он оказался легче и меньше Аматы, поэтому древеснику было по силам его поднять… и проглотить».
Дарио замялся. «Ну что, напугал я тебя или нет?» — спросил он.
От описанной им сцены у Ялды внутри все съежилось, но она подумала, что Дарио всего-навсего подтрунивает над нерешительностью Вито. Сохраняя спокойствие насколько это было возможно, она опустила на него взгляд и произнесла: «Ничуть. Продолжай».
Дарио вернулся к своему рассказу: «Амата обезумела от горя, но сделать уже ничего не могла. Она бежала через лес, пытаясь представить, что скажет своему отцу. Он пожертвовал своим зрением, чтобы сохранить им жизнь; новость сведет его в могилу».
«Когда упавшая ветка преградила Амате путь, ее осенило. Она взяла два камня и стала что есть силы бить их друг о друга, пока у нее в руках не оказался осколок настолько острый, что им можно было резать дерево. И тогда она вырезала из ветки подобие Амато».
«Добравшись до фермы, Амата высыпала все собранные зерна на землю перед своим отцом; услышал ее, Азелио воспрял духом. Тогда она сказала: „Путь оказался тяжелым, и Амато заболел; как ты потерял зрение, так и он лишился дара речи. Но со временем отдых и еда поставят вас обоих на ноги“»
«Азелио опечалился, но, прикоснувшись к плечам сына, почувствовал, что в Амато еще остались силы, и постарался не терять надежды».
«Половиной добытых зерен они угощались несколько дней, и Азелио, доверяя Амате, приступал к еде с уверенностью в том, что его дети насытились первыми. Остальными семенами Амата засеяла поле, и они дали всходы. Когда к ней вернулись силы, Амата отправилась на край леса и пополнила припасы; так они с отцом пережили голод».
«Зрение так и не вернулось к Азелио, да он и сам уже привык к своей слепоте. Но он не мог смириться с тем, что за все это время Амато не произнес ни единого слова».